с Сережей запирались в нашей комнате, где я читала ему сказки, но трехлетнего малыша было трудно долго удерживать на месте. Он вырывался из моих цепких объятий, сползал на пол и, топая крепкими ножками и громко смеясь, бежал по коридору…
К февралю быт постепенно наладился. В квартире даже появилась домработница. Шустрая пенсионерка быстро разобралась, кто в доме хозяин. Именно мои колготки отныне всегда доставались из стиральной машины порванными, а свитер – севшим на три размера. Стоило мне заикнуться, что я терпеть не могу гороховый суп, как его стали варить на обед с завидным постоянством.
Домашние вечера перестали быть томными. Я не могла разговаривать по телефону с Лелькой, потому что «воспитанные люди не занимают телефон, который может кому-нибудь понадобиться».
Я не могла уйти к Инке, потому что «порядочные женщины не бросают мужа и ребенка, чтобы сбегать на свидание».
Каждый день свекровушка находила тысячу причин, по которым я должна была считаться полным ничтожеством. Я не так ходила, не так одевалась, не так разговаривала и не так воспитывала ребенка. Даже то, что у меня от природы серые глаза, вызывало у свекрови сильнейшие подозрения.
Муж не то чтобы вставал на сторону мамы. Просто он никогда не вставал на мою. Семейная жизнь шла ко дну, как «Титаник». Чешскую люстру я разглядывала все реже. Но продержалась на плаву довольно долго. До конца госэкзаменов. А потом собрала свои и Сережкины вещи и ушла с сыном к маме. Мне очень хотелось верить, что муж последует за нами.
17 августа, в день четвертой годовщины нашей свадьбы, он действительно появился на пороге нашей квартиры. Но возвращать нас обратно он вовсе не собирался.
– Ты не оправдала моих надежд. Я думал, что ты достойна войти в семью Стрельцовых, достойна моей любви. Но после того как ты так оскорбила маму, а потом бросила меня и ушла, забрав сына, нам не остается ничего другого, как расстаться. Я подаю на развод.
В принципе, я ожидала чего-то подобного, поэтому рыдала не так уж долго – часа четыре. Моя мечта о семейной жизни с любимым мужчиной… Моя вера, что такую любовь, как у нас, не может разрушить даже Иллария Венедиктовна… Мое желание, чтобы у Сережки был достойный отец… Все рассыпалось на глазах, смывалось слезами, оставляя разводы как на подушке, так и в душе.
В сомнамбулическом состоянии я провела месяцев пять. Плохо помню развод. Знаю, что мы ходили на него то ли два, то ли три раза. Судья с усталым взглядом матери-одиночки все пыталась нас остановить, ведь у нас ребенок. Потом свекор нажал на какие-то свои кнопки, и нас наконец-то избавили друг от друга. Я работала учителем в школе. На жизнь хватало, но мне было плохо, скучно и как-то серо.
Очередной Новый год мы встречали втроем: мама, Сережка и я. Мои девчонки все как одна были вовлечены в бурные любовные истории. Им было с кем праздновать. Я ходила по принаряженной квартире мрачная, как туча. Поздравляя Сережку с четвертым днем рождения, Артемий гордо объявил, что женился
