все «вархарами» и «драгарами». Похоже, это заразно.
– Нравятся мои булавы? – вскинула бровь Слася, заметив направление моего взгляда.
– Оч-чень, – только и смогла выдавить я. – А что же я буду там делать? Ну, на Спартакиаде? – спросила растерянно. – И где Оля? Она вроде должна была ехать с вами? По крайней мере, Езенграс говорил…
– Спокойно! – Эйдигер не дал мне встать, уложил на полку и сурово произнес: – Чувствовать себя здоровым и быть здоровым – далеко не одно и то же! Почти все пациенты, едва завидев нас с Ламаром, уверяют, что уже выздоровели. Ну, кроме пленных, с кляпом во рту. Прямо на крови клянутся, что одна наша неземная красота излечила их от всех недугов. Но мы никогда и никого не отпускаем из медкорпуса, пока не докопаемся до сути болезни, не подвергнем безграничному чуду исцеления.
Ламар закивал, как китайский болванчик, расплылся в такой улыбке, что мне срочно захотелось провалиться под пол. Пусть даже там колеса, днище автобуса. Зато нет братьев Мастгури с их чудодейственными методами лечения, больше похожими на средневековые пытки.
Слася принялась так бешено вращать обруч, словно и ее не обошли стороной живительные методы братьев Мастгури. Я задергалась, попыталась встать в надежде унести ноги, а заодно и все тело от полного и безграничного исцеления. Но стальная пятерня Эйдигера буквально пригвоздила к месту.
– Алиса. Ну полежи еще немного. Мне надо проверить показатели, – неожиданно теплым, мягким тоном произнес старший Мастгури. – Мортвейн – забористая штука. С ним надо поосторожней. И не беспокойся ты так! Варвар красавицу не обидит!
– Ага! – радостно воскликнул Ламар. – Именно так я и говорю всем, кто хочет избежать уникальной электрошоковой терапии. Кстати, после нее каждый первый признается, что и впрямь чувствует себя как никогда прежде. Убеждает, что никогда в жизни такого не чувствовал.
Честно говоря, мне становилось все больше не по себе. Находиться в одном вагоне с братьями Мастгури, чья методика полного и безграничного исцеления наводила ужас на все перекрестья – уже само по себе нешуточное испытание для нервной системы. А тут еще Слася продолжала крутить и перекидывать обруч то на руку, то на ногу, то на шею. В груди билась одна последняя надежда – на благоразумие Эйдигера. Тем более на лице старшего Мастгури застыло вполне себе нормальное выражение. Хотя нет, оставалась еще надежда на Олю, которая едет где-то неподалеку, возможно, даже в соседнем вагоне.
В конце концов, я могу попытаться докричаться до сестры. От одной мысли про мортвейн и его последствия захотелось вопить так, чтобы стекла посыпались из окон.
Недолгое время Эйдигер проверял мои «показатели». Причем вначале это и впрямь выглядело как врачебный осмотр – старший Мастгури посчитал пульс, послушал сердце и легкие стетоскопом размером с мою ладонь… Но зате-ем… Эйдигер вгляделся в мою грудь, в бедра, еще раз в грудь и снова в бедра. И я начала всерьез опасаться, что ничем хорошим такой осмотр не закончится.
