же, что вопли ночных птиц в пальмовом лесу.
Свет вернулся и упал на пол из коридора. Мария нашла у двери зыбкий выключатель – шаткую панель из разных кнопок и розеток. Она боялась, что, если тронет кнопку, её ударит током или в доме что-то отключится. Тогда уж точно не видать милости от родителей Амира.
Открыла дверь шире. Лампы в низком коридоре, заставленном вёдрами и бутылками, хватало, чтоб осмотреть пристройку. Стены покрашены светло-зелёным, где-то видны прямоугольники краски другого цвета, под потолком – голый бетон. Диван закрыт покрывалом, жёлтым с бордовыми цветами. Она приподняла его, надеясь увидеть простыню, но под ним был старый тонкий матрас. Мария открыла узкие створки деревянной двери, там оказалась решётка.
За железными прутьями стояла, не двигаясь, корова с равнодушными глазами в меху ресниц. Слабый свет из дома лёг в бордовую жижу с клочками светлого мусора. Влажная ночь пропиталась дымом. Через решётку в комнату юркнула чёрная ящерка, побежала и замерла под потолком.
Мария свернулась на покрывале, пахнущем пылью, и стала ждать Амира. Он ходил в хаосе комнатушек, коридорчиков, лесенок и закутков дома, между перегородок, похожих для Марии на уличные. Она-то до этого жила в месте, где всё вычерчено по линейке, оклеено узорными обоями.
Пока за окнами поезда проносилась красная земля, звенели переполненные народом города, Мария с восторгом поглощала жизнь. Она радовалась короткому освобождению от утомительных обязанностей матери, избавлению от участи куклы мужа, у которой на встречах людей с ледяными глазами невыносимо болит улыбка.
Путь, захватывающий дух, с размаху врезался в стены Асансола, стало ясно – ничего из того, что она думала, не будет.
Внутри взвизгнул щенок. Прошлое утрачено, как какой-то предмет: книга или шарф. Её муж был уже с другой, с которой виделся и раньше. Дети ходили в школу под опекой бабушек. Перед отъездом на неё кричали, слова ударяли, как тупые ножи. Она не понимала своей вины перед искривлённой нервами толпой близких, когда каждая молекула в ней была безупречным кристаллом любви.
Нужно было скорее наладить новую жизнь, перевезти детей, найти школу. Всем им выучить язык. Дети схватывают быстро. Она сама готова делать всё, что угодно, подняться, действовать, учиться. Вместо этого её окружило безмолвие, громадное ничто, в котором нечему налаживаться и нечему гибнуть.
Щенок в душе тревожно поскуливал. Но она знала, что нужно переждать, к утру пройдёт: комочек наполнится теплом, станет частью живого.
Чёрная ящерица под потолком открывала свой вырезанный в голове рот с тонким языком, беззвучно говорила на хинди. Амир не приходил. Мария вслушивалась, как за стенами движется сотнеголовое, многорукое существо, оно рычит и фыркает, воет и поджигает, хочет сожрать самого себя.
Злые времена
Вот руины школы, В ней прошло двенадцать лет. Вот асфальт седой, и пустота там, Где было славное кафе.
