все равно ничего не вспоминалось, то и гадать нечего.
– Ну вот, а говоришь, ничего не помнишь, – разочарованно протянула Оленька.
– Это ты сейчас, пользуясь моей амнезией, пыталась меня обмануть? – возмутилась я. – А еще говоришь – подруга. Подруги так не поступают.
Я демонстративно засунула ложку в горшочек и отодвинула подальше. Все равно он уже опустел. Да если бы и не опустел: никакая каша не стоит вливания в дружную хомяковскую семью.
– Это я так, проверить, – ничуть не смутилась Оленька. – Да даже если бы ты вдруг согласилась, что что-то такое могло быть, у брата никакой амнезии нет, он-то точно помнит, что ни о какой помолвке речи не заходило. – Она заглянула в горшочек, тяжело вздохнула и принялась накручивать на палец кончик косы. – С другой стороны, если одна сторона согласна, другую уговаривать намного проще, а мы и без того с тобой как сестры.
Она с надеждой на меня посмотрела, но я ее сразу же разочаровала:
– Я не согласна. Кроме того, я не помню ни тебя, ни твою семью.
– У меня замечательная семья, – гордо сказала она. – Хомяковы – это сила. Вспомнишь. Вот поживешь у нас и вспомнишь.
– У меня есть своя квартира, – не согласилась я. – Почему я должна жить непонятно у кого?
– Лиза, ты не можешь жить одна, – убежденно сказала Оленька. – Да и на что ты будешь жить?
Я задумалась. При слове «деньги» воспоминаний не возникало ровным счетом никаких. Сомневаюсь, что я буду в состоянии хоть что-то заработать, одновременно учась в гимназии. Судя по словам бывшей бабушки, знаниями я не блистала, а сейчас и все, что выучила, благополучно забыла.
– Возможно, мне положена какая-то пенсия? – предположила я. – От военного ведомства?
– Пока ее будешь выбивать, успеешь состариться, – проворчала Оленька. – Лиза, ну прости меня, согласна, это была глупая шутка. – Она полезла обниматься и чуть не уронила меня на кровать, все-таки я не слишком устойчиво сидела, да и противная слабость не желала пока уходить. – Обещаю, больше никогда-никогда.
Она клятвенно приложила руки к груди, вполне себе оформившейся для ее лет шестнадцати-семнадцати. Наверное, и мне столько же. Я ведь до сих пор даже не представляла ни как выгляжу, ни сколько мне лет.
– Оля, у тебя есть зеркало? – строго спросила я. – А то меня никуда не пускают.
– Конечно. – Она начала вываливать на тумбочку содержимое своих поистине бездонных карманов, и я заподозрила, что в ее случае фамилия полностью отражает внутреннюю суть. К примеру, зачем носить с собой недоеденное яблоко или сломанный карандаш? Но и зеркало наконец нашлось, маленькое карманное зеркальце, больше похожее на пудреницу, этакая серебряная коробочка с пышным букетом роз сверху. – Держи.
Из зеркала на меня уставилась совершенно незнакомая бледная девица с огромными темными кругами под глазами. Краше в гроб кладут. Это я невольно повторила вслух.
– Обычно
