В двенадцать дня Антонина все еще бестолково слонялась по квартире, наблюдая, будто со стороны, как все валится у нее из рук. Она ощущала себя медведицей, которую выдернули из норы и теплого сна через пять минут после впадения в спячку. Впрочем, ничего необычного в таком состоянии для Антонины не было. Она работает почти каждую ночь. Бороться с этим уже бессмысленно. День слишком мал, узок, неудобен и набит помехами. В него можно втиснуть лишь дела, связанные с другими людьми и бытовыми преодолениями. А работа – собственно мыслительный процесс, созерцание всего в целом и деталях – требует полного уединения и отстранения. Ночи для Тони – вне времени и за пределами всеобщей реальности. Это просто ее мир, который нужно создавать, чтобы подчиняться его диктату и порядку.
Это всегда тяжело, но Антонина привыкла и в какой-то степени даже любила это сочетание необходимой, будничной работы с погружением в волны только своих догадок, тайн, развлечений. Она была из людей, которым для того, чтобы найти лучшую компанию, требуется спастись бегством от всех без исключения.
Впрочем, исключение постоянно терлось рядом: горячий язычок лизал руки, пушистое тельце льнуло к ногам. Это Степа, маленький, инфантильный метис корги с серо-голубыми глазами хаски и хвостом павлина. Этот его хвост – знамя настроения. В напряжении и тревоге он повисает пушистой трубой до земли, как у лисы. В спокойной и веселой ситуации укладывается пушистым локоном почти по всей спинке.
В этот яркий полдень обычного для Тони усложненного пробуждения ее беспокоило тревожное ощущение: как будто она что-то забыла, и это было нарушением ее строгого порядка ночной работы. Ах да. Этот рассказ. То ли шутка, то ли выходка. Надо перечитать и, возможно, отказаться от собственной странной идеи.
Антонина преподавала в литературном институте. Этой ночью она читала работы студентов, отбирая лучшие, чтобы отправить их на конкурс рассказов имени Чехова. Сюрпризов не оказалось, Тоня на них и не рассчитывала. Она знала, от кого можно ждать качественную добротную прозу, от кого – легкую, как пена, фантазию, от кого – привлекательное в своем ненавязчивом цинизме разоблачение идеалов и стереотипов.
К рассвету Тоня сделала выбор, набросала замечания для авторов. Зевнула, потянулась, сладко предвкушая ставший доступным сон. Он всегда в это время казался таким желанным, что они со Степой принимались растягивать ожидание. Погуляли по пустому двору, пили на кухне теплое молоко, потом долго искали розового слоника, озабоченно убеждая друг друга, что он мог убежать. Испытали восторг, обнаружив его под кроватью. Уложили его спать рядом с собой на кровати. И, засыпая под сладкое сопение песика, Тоня вдруг почувствовала, что работа не завершена. В ней не было ни капли творчества, одна техника. Она тихонько встала, чтобы не разбудить ни Степу, ни розового слона, и вернулась за стол. Открыла новый документ, написала возникшее в мозгу имя – Ася Степина – и название рассказа «Столичная штучка». И два часа провела в контакте с персонажем, который был и гротеском, и сатирой, и объектом Тониного беспощадного азартного расследования. Да, конечно, она знала, кто прототип, до того, как начала
