серебром.
И робкий свет свечи мерцал
в узорчатом окне,
скакали тени на снегу
в полночной тишине…
Я губ твоих привет немой
пытался угадать:
о чём ты в этот час ночной
хотела мне сказать?
О том, что в гости по ночам
не принято ходить?
И что о встречах никаких
не может речи быть?
А может быть, наоборот –
давно меня ждала,
хотя душевных тайн своих
открыть ты не могла…
Смотрел я молча на тебя
и думал об одном:
как много нужно мне сказать
пока мы здесь вдвоём!
Ведь этих нескольких минут
давно уже я ждал,
и встречи я с тобой уже
который день искал.
Но, как нарочно, нужных слов
никак не мог найти,
а, не сказав тебе всего,
не мог же я уйти!
И ты, должно быть, угадав,
зачем визит ночной
нанёс тебе я в этот час,
кивнула головой.
Открыла дверь, и я шагнул
с мороза, где в ночи
в окне твоём сейчас горел,
мерцая, свет свечи,
тебе навстречу.
И потом
в полночной тишине
сидели долго мы вдвоём,
и, как казалось мне
при свете робком, что свеча
роняла со стола, –
ещё прекраснее, чем днём
сейчас ты здесь была!
А всё, что я хотел сказать,
без слов ты поняла,
но всё молчала. Ну а я,
о краешек стола
рукой опёршись, в тишине
твой взгляд на миг поймал.
И он намного лучше слов
мне сразу всё сказал…
И эта ночь для нас с тобой
вдруг раз и навсегда,
всё в жизни круто изменив
на долгие года,
осталась в памяти как сон,
что снежною зимой
январским вечером одним
приснился нам с тобой…
Первый снег
Первый снег тихо лёг на дорогу,
что кружит среди голых берёз.
Ветер северный, злой и холодный,
что прошедшее лето унёс,
оборвал пожелтевшие листья –
словно сдёрнул небрежной рукой
обветшалое платье, что лето
принесло ненадолго с собой.
Сколько раз ты дарила нам, осень,
расстелив красно-жёлтый ковёр
из опавших разбросанных листьев,
что повсюду кружат до сих пор,
облака,
