style="font-size:15px;"> – Ты тоже не дылда, – сипло выдавил Тёмка, – твой размерчик…
– Дурак! – рассердилась девушка. – Я не о том совсем!
– Не ругайтесь, – тихо сказал Павел, и Кристина покраснела.
* * *
Час или дольше мы сносили останки в воронку под дубом, а после долго отмывали руки. Сил закопать могилу не осталось совершенно.
Кристя нарыла в чемоданах тутошнее белье и простенькое ситцевое платье, я преподнес ей черевички и носочки, снятые с убитой девушки.
Затвердев лицом, Бернвальд обулась – и скрылась за дубом, переодеться.
– Плавки – вон туда, – показал я подбородком на коптящую полуторку.
– Фасон из будущего, – вздохнул Ломов, запуская галантерейное изделие в огонь, – ты прав… Как Кристя только выдержала, она же очень чувствительна…
– Не всегда, – сухо сказала девушка, показываясь за нашими спинами. – Хирургу брезговать нельзя никак, вот я и представила, что тут везде операционная… А тебе идет.
Паха смутился, подсмыкивая широченные, но кургузые штаны.
– Куцые какие-то…
– Ничего, – успокоил я его, – форму выдадут по росту.
– Ну, надеюсь… – проворчал Ломов, натягивая мятую рубашку из синей фланели.
Трошкину достались светлые парусиновые штаны и модная рубашка-апаш. А вот обуви не нашлось ни на Тёмку, ни на Пашку.
– Ничего, – бодрился Артем, – в Красной армии сапоги, чай, найдутся!
– Тихо! – цыкнул я, расслышав натужный вой мотора.
Вдалеке, на повороте, завиднелась колонна – в ее голове тряслась и качалась полуторка, набитая красноармейцами. За нею двигались две или три «эмки», а замыкал кортеж новенький «Студебекер». Наши.
– Слушайте внимательно, – завел я инструктаж. – Вы все помогали эвакуироваться детдому. Ваши документы сгорели. Называйтесь своими именами, как есть, только профессии скорректируйте – вы оба! Кристя – хирург, на фронте такие люди нужны. Пашка, ты, помнится, в артиллеристах служил?
– Два года, – подбоченился Ломов, – как с куста!
– Годится! А ты, Артем, забудь про компьютеры. С рациями справишься?
– Да легкота! – надменно фыркнул Трошкин.
– Ну, всё, гости дорогие, – усмехнулся я, – встречаем хозяев!
Полуторка, подвывая мотором, объезжала чадивший автобус. Кургузый «Виллис», пыля по обочине, вынесся вперед и замер прямо передо мною. Лихой водила, выпустивший роскошный чуб из-под пилотки, весело оскалился, но стоило бритоголовому пассажиру нахмурится, как он тут же построжел. Лишь бесенята резвились в черных кавказских глазах.
А бритоголового я узнал. Генерал-лейтенант Лелюшенко, командующий 30-й армией. Развалисто покинув джип, Дмитрий Данилович огладил блестящую макушку, словно дорожную пыль сметая, и нацепил фуражку.
– Представьтесь, – буркнул он.
– Политрук Лушин, – моя рука четко метнулась, козыряя.
