по ним прямо плачет и убивается.
– Ясное дело, – покивал Якоб.
– Я в харчевню дорогой заехал, – снова заговорил слуга. – А в ней как раз было полно солдат: они похвалялись, что здесь учинили. По их мнению, это такая праведная работа. Я не стерпел и спрашиваю: «И чего же тут праведного – пожечь несчастных детей в их кроватях?» Один из солдат как ко мне повернется. Саблю свою в пол вонзил и рычит: не один ли я, мол, случайно из этих, а если нет, то кто? Ну, у меня, понятно, душа ушла в пятки. «Нет, – отвечаю. – Какой там из этих. Я крысоловством по бедности промышляю». «Крысолов, говоришь? – Он вроде бы даже как-то обрадовался. – Ну, вот ты, к примеру, нашел их гнездо. Что, значит, взрослых убьешь, а молодняк оставишь на развод, чтобы выросли и опять расплодились?» Пришлось мне сказать, что всех убиваю. Он хлопнул меня по плечу: «И мы с негодяями точно так же, мистер. Где бы их гнезда ни обнаружили, истребляем всех вместе с молодняком». Здесь я вообще промолчал, а потом поскорее убрался.
– Про короля-то что-нибудь слышно? – хотелось узнать по возможности больше Якобу.
– Именно про него нет, – откликнулся Бенджамин. – Но я слышал, соратники тех, из харчевни, снова снуют по лесу.
– Ну, Бенджамин, прощай. Уезжать я собрался из этих мест. Агата с кухаркой-то где?
– Сегодня как раз спозаранку в Лимингтон прибыли, – сообщил еще одну новость слуга.
– Привет им тогда передай от меня и мои, так сказать, наилучшие пожелания, – весьма натурально разыгрывал старый егерь роль человека, решившего навсегда покинуть родные края.
– Сам-то куда теперь? – полюбопытствовал Бенджамин.
– Точно пока не знаю, но подумываю о Лондоне. Я же здесь только из-за сирот оставался. А коли их нет, ничего меня больше не держит.
Они пожали друг другу руки, и Якоб, изрядно встревоженный тем, что солдаты снова в лесу, заторопился домой. Весть о нелепой гибели мисс Джудит Вилльерс именно в тот момент, когда он считал, что она избежала самого страшного, с одной стороны, его очень расстроила, но с другой – упростила его задачу. Теперь он единственный в курсе, что сироты по-прежнему целы и невредимы, а значит, пожалуй, сумеет так их укрыть от ненужных глаз, что никто из проклятых извергов не дотянется.
«Гнезда они истребляют вместе с молодняком! – у Якоба застучало в висках от ярости. – Нате вам! Разохотились! Мозги свои набекрень свернете, прежде чем у меня здесь гнездо обнаружите!» Да будет спокоен славный полковник Беверли там у себя, в лучшем мире. Он, Якоб Армитидж, держит данное слово, и дети его в безопасности. Отныне они будут жить с ним в лесу. Нет лучшего места, где можно их спрятать. Домик его скрыт густой чащей, вдали от проторенных троп, лишь немногие знают о нем. Сирот Якоб выдаст за собственных внуков. Станет растить их и обучать всему, что умеет и знает сам. Настанут лучшие времена, тогда свяжется с Вилльерсами, если те еще уцелеют, конечно. Пока же детям хоть что-нибудь может грозить за пределами леса, никуда от себя не отпустит.
«Еду для них я добуду охотой, – продолжал строить планы он. – Деньжата кое-какие
