не по уставу! – со всей серьёзностью ответил Антуан.
– Но ведь дело касается отмены четвёртой промышленной революции! – подтрунивая, настоял Атир.
Антуан почесал подбородок. Он хмуро посмотрел на Киэя, а потом на Бендиду. Затем он снял мгновенный переводчик и резко положил на стол.
– Эти русские всё время втягивают нас, французов, во всякие приключения, не правда ли?! – фыркнул он, обращаясь к Бендиде.
– Бендида из Нидерландов, – поправил его Киэй.
Антуан на это лишь отмахнулся. Он поднялся со стула и стал собирать свои вещи со стола.
– Нидерланды! Ещё скажите, что вы с ней разговариваете на западнофризском! Нет! Вы говорите по-русски? Вот видите! Куда бы вы ни приходили, вы всех делаете русскими! Даже интернациональный по своей сути социализм на вашей почве заразился какой-то «русскостью». Дважды! Пойдёмте!
– Я вам помогу, – спохватился Атир и взял со стола кружку Антуана. Киэй заметил, что молодой полицейский незаметно для других поднял её и рассмотрел низ, также как он сделал с кружкой в доме Асторы.
Они прошли в ту дверь, откуда появился Антуан, и оказались в небольшом бежевом коридоре. Здесь стоял старый диван, а на стенах висели разные картины в рамах.
– Я вижу, что в «Сотружестве» политика – популярная тема для разговоров, – заметил Атир.
– Такое время, – вздохнул Антуан, забирая у Атира свою кружку. – Я сейчас вернусь. Просьба никуда не убегать.
Антуан скрылся за углом, оставив гостей одних. В коридоре царила совершенно отличная от остального аэропорта обстановка. Гости будто оказались в музее семидесятых годов позапрошлого века: пастельный окрас стен, деревянный паркет, покрытый бордовыми полосами ковров с зелёными окаймлениями, настенные лампы с жёлтыми абажурами и множество картин в витиеватых рамах.
Бендида заинтересовалась сюжетом, висевшим над диваном. Центральная фигура на холсте – ананас, парящий в воздухе на фоне неясного жёлто-фиолетового простора.
– Импрессионизм, – подсказал Атир, заметив, как Бендида рассматривает холст. – И что у них здесь за история с ананасами?!
– Гораздо интереснее имя художника, – сказала Бендида, вглядываясь в надпись на хромированной пластинке под картиной.
Атир и Киэй подошли ближе. Картина называлась «Будущее», а написал её Антуан Орли.
– Ах! Перестаньте! – услышали они позади голос Антуана; он вернулся уже без планшета, чая и всего прочего. – Это баловство! Заказ БКН. Это Бюро Культуры и Нравственности. А вообще я больше уважаю реализм. Он, конечно, сейчас не так популярен. Но это не отменяет того, что я его уважаю и продолжу в нём творить.
– Вы художник? – удивилась Бендида.
– Милая, – поцеловав ей руку, улыбнулся Антуан, – в «Сотружестве» поощряется всякое развитие человека рабочего, в том числе и творческое. Не все в силу врождённых способностей тяготеют к точным наукам. К примеру, я. Что же остаётся делать
