где Гаринов назначил место сборов участников испытаний. По обе стороны аллеи, заботливыми руками коменданта центра и его команды, цвели высаженные ещё весной хризантемы. Коперник, недолго думая, нарвал в охапку самых красивых и соорудив из них букет, двинулся дальше. Стройные тополя провожали его, как бы укоризненным молчанием крон. Но, Афанасий Петрович не склонен был в этот день обращать внимание на свой неблаговидный поступок. Эмоции захлестнули его естество, и вчерашние стройные ноги секретарши Гаринова в обрамлении кружевных прозрачных трусиков стояли перед глазами, как наваждение, с которым бедному ученному, не в силах было совладать. И когда он явился с букетом хризантем, который он держал у себя за спиной, в приёмной эмоции с новой силой захлёстывали его, и дрожь в руках ему уже не в силах было унять. Он подошёл к столу Маши Зарудной, которая, в это время, наклонив голову и делая вид, что что-то пишет, стараясь не смотреть на вошедшего Коперника. Он небрежно положил цветы прямо на исписанный ею листок бумаги. Маша подняла голову, густо покраснела так, что веснушки спрятались на ее лице, как в маскировочной завесе солдаты на военных манёврах и открыла рот в немом вопросе, но, так и не смогла ничего сказать, так как Коперник уже скрылся за дверью кабинета Гаринова…
Из-за жары генерал Гаринов запретил Кразимову и Собинову снимать шлемы, сказав пилотам: – Сделаете это в автобусе. Друзья закивали головами в знак согласия, и все двинулись к автобусу. И только сейчас Гаринов заметил вереницу машин с техническим персоналом, которые стояли в стороне, дожидаясь своей очереди. К ним поспешил Коперник. Он дал им соответствующие указания. И техники принялись чехлить дисколеты и готовить их к транспортировке в ангар механосборочного цеха, расположенного на территории Байконура для выполнения технико-ремонтных и сборочных работ. Затем вернулся в автобус и всех четверых автобус увёз из полигона… В кабинете Гаринова Коперник ожидал возвращения Кразимова и Собинова, для разбора полётов. В это время генерал из секретера достал рюмки и его любимый коньяк, налил в них ароматную жидкость со словами: -Теперь нам есть за что выпить. – Чокаясь с ученным.
– Я вот что хотел Вас спросить? – Коперник одним махом осушил рюмку коньяка и в ожидании уставился на ликующего Гаринова. Казалось генерал, только сейчас услышал слова Афанасия Петровича и посмотрел на него: – Так, что вы хотели там спросить?
Коперник покраснел, его рука, державшая рюмку, задрожала, он вздохнул и, как будто перед прыжком в холодную воду, набрав воздуху полную грудь, выпалил: – Позвольте просить у Вас руки вашей секретарши?
Гаринов выпучил на него глаза в полнейшем недоумении. Но на лице ученного ни тени улыбки, а только нечеловеческое напряжение и вопросительный взгляд в его серых глазах, ставших теперь почти синими.
– Ну, знаете? – Гаринов перевёл дух, наполняя снова рюмки. Это дало ему собраться с мыслями и осознать вопрос до конца, понять, наконец,
