моего города.
Он стал сниться мне. И, просыпаясь, я ощущала сосущую тоску в сердце. Тогда я и осознала наконец, что самое дорогое моему сердцу, находится там и навсегда там и останется.
…И только живя вдали от него, я начала понимать и видеть в полной мере красоту его и уникальность…
А тогда все мы считали свой городок заурядным, надоевшим нам своей крохотностью и до слез знакомыми всеми-всеми лицами жителей. Все знали всех и обо всех. Это было нестерпимо противно. Частная жизнь каждого была на виду у всего городка. Для нашей юности это было не самое подходящее положение. И потому – в силу всех этих вышеописанных обстоятельств – новость о киношниках была хотя и интересная, но слишком невероятная, чтобы в нее по-настоящему поверить.
И, тем не менее, они приехали.
И стали снимать фильм. Про войну. «Зося».
И снимали, конечно, в окрестностях нашего городка, в сосновых лесах.
СКАЗОЧНОЕ ОЗЕРО ДЕТСТВА. Гуашь.
…Озёрный край – её родной городок – посередине которого, прямо в центре, лежало озеро. Она любила брать лодку и одна часами медленно передвигалась по его глади, то загорая или упражняясь в искусстве быстрой гребли, то останавливалась, наклоняясь над водой, и стараясь увидеть дно. Этого никогда не получалось, так как озеро, хоть и маленькое, было очень-очень глубоким, и всё дно его выстилали водоросли, поднимавшиеся к самой поверхности. Потому увидеть его было просто невозможно. Но, несмотря на это, она периодически с завидным упорством юности склонялась над водой и пристально всматривалась вглубь. Ей казалось, что взгляд её вот-вот достигнет самого дна, прорвётся туда, и она узнает какую-то великую тайну.
Зимой озеро превращалось в потрясающего размера каток, и надо было успеть прокатиться по нему на коньках до первого снегопада, потому что было что-то сверхъестественное и мистически завораживающее в этом огромнейшем пространстве изумительно чистого прозрачного льда. Теперь, когда под его хрустальной неподвижностью водоросли приумялись и легли, сквозь неё было видно дно, до которого летом взгляду невозможно было добраться, мелкая рыбёшка, застыв в последнем живом движении, остекленела в её прозрачности, гирлянды пузырьков так и остались пузырьками, превратившись в лёд. Но удивительнее всего был звук, рождённый соприкосновением стали лезвий коньков с безупречно чистой и абсолютно прозрачной гладью льда. А вечером… вечером она стояла на коньках у кромки берега, а огоньки фонарей едва мерцали далеко наверху на улицах городка… и всё озеро было погружено в синеватый полумрак синего тёмного неба с яркими точками звёздочек. Тишина на озере стояла доисторическая… И вот она начинала медленно чиркать коньками, скользя по льду. Её чирканье рождало отклик во всем озере, проникая на самую глубокую глубину. Когда она останавливалась в центре озера и ударяла по льду остриём конька – начинало гудеть все озеро! Проделав это несколько раз, она вихрем неслась по озеру – и постепенно от ударов коньков
