помощи. А вот слышать – не слышала. Отвечала наобум, едва заметив на противоположном крыльце давнишнего недруга.
– Коптишь ещё керосинка?
– Живой ещё, басурманин?
Так и жили. То ли любили друг друга без меры, то ли ненавидели. Куда ж ехать старому Якову? Кому кричать кричать по утрам в каменном городе?
Младшой Иван утверждал, что в городе Бога нет. Потому как всё дозволено. А если нет Его там, то и жить незачем. Говорил младшой мало, больше думал, точнее созерцал окружающую его действительность, излучая необыкновенную доброту и удивление миром, присущее, кажется, одним лишь детям.
Младшой любил рассказывать, как много лет назад, ещё до войны жил в соседнем селе один монах. Деревенские часто ходили к нему за советом. Прибегал и Младшой с товарищами. Монах этот много говорил с ними о Боге, показывал иконы, приводил в разграбленную церковь, учил молитвам.
И однажды, когда пас Младшой коров на поле, явилось ему чудесное видение. Будто идёт вдоль леса Богородица в ярко-голубых одеждах и смотрит на него так ласково, так нежно, что зародилось в его душе с тех самых пор что-то необъяснимо светлое, и решил он с тех пор, что должен восстановить разрушенную церковь.
На этом месте Середняк начинал мелко хихикать, прикрывая рот ладонями. В Бога он не верил, будучи материалистом до глубины души, существования которой он тоже не признавал.
Нюта большая нежелание уезжать никак не объясняла. Не уеду и всё тут! Могилки здесь родные. Как их бросить-то? Нюту маленькую держал растяпа-муж, с которым она не жила уже пару десятков лет, но регулярно подкармливала домашней едой. Пропадёт без неё, оболдуй! А Середняк рад бы уехать. Он любил город, с восторгом принимал всё новое и прогрессивное и предсказывал, что в будущем не останется никаких домов кроме небоскрёбов и все дорожки в мире станут заасфальтированными трассами. Говорил он об этом с придыханием, мечтательно прикрывая глаза. Но у Середняка был его кулак с согнутыми пальцами. Как уехать? Всё равно, что палец отрубить. А там ещё неизвестно, как пойдёт. Истечёшь кровью, и вовсе никого не останется.
Так и жили, питая друг друга, поддерживая в трудные минуты. Может, потому и прожили все пятеро так долго, как редко встречается в нашем мире.
ГЛАВА 2
Из всех многочисленных потомков стариков жить в деревне осталась только моя бабушка Нина, единственная дочь Нюты большой. Бабушке было шестьдесят семь, когда я родилась. Она высокая, худая как жердь, носила длинное коричневое платье, перешитое из маминого школьного, и разноцветные передники с огромными накладными карманами. Волосы всегда были тщательно причесаны, уложены в небольшой пучок. Летом бабушка носила белоснежные косынки, зимой – серую почти невесомую шаль из козьей шерсти.
Ее любимой книгой был справочник народной медицины. Бабушка читала совсем плохо, по слогам. Поэтому дело продвигалось медленно. Я ходила в первый класс, когда она изучала статью про полынь. Эта трава
