кислород, он не может самостоятельно передвигаться, не может говорить, не может использовать руки, даже не может прямо сидеть, и его стул скорее напоминает кровать. Фактически он ничего делать не может самостоятельно, но удивительная вещь с ним состоит в том, что если подойти к нему и назвать его имя, произнести «Антонио», его лицо вспыхнет в улыбке, его глаза засверкают. Из этой его невероятной слабости рождается эта неповторимая красота. В нем нет никакой депрессии, никакого отторжения, нет злобы. Главное, что есть удивительная красота в этому человеке. Он живет в небольшом доме, где проживают еще пятеро людей со значительной инвалидностью и пять ассистентов. Если поговорить с помощниками, они в один голос утверждают, что Антонио преобразил их жизнь. Вот я пришел из соревновательного мира, я всегда старался быть первым, мне нужно было добиваться успеха, мне нужно было носить маску, исполнять какую-то роль, я пришел из мира постоянных конфликтов, где мне нужно себя защищать, а теперь я оказался вместе с Антонио. Я могу мыть его, кормить его, мы вместе играем, и он сломал все мои барьеры, потому что он привел меня в мир взаимоотношений и нежности, понимания и доброты. Чтобы помыть его, я знаю, что я должен прийти в мир с собой, потому что я не могу даже тронуть его маленькое хрупкое тело просто так. Помыть его означает войти в общение с ним, войти в отношения. Поэтому он преобразил меня.
Ведущий Вы много посещаете психиатрические больницы, часто бываете в тюрьмах, и многие особенности этих мест вам сильно не нравятся. Однако, именно в этих местах вы ощущаете присутствие Бога особенным образом. Как это возможно?
Ванье Это снова парадокс. В самых жутких ситуациях, в которых мне довелось побывать, когда ты сидишь там и смотришь в глаза людям, говоришь с ними и слушаешь, ты открываешь невероятную красоту и открываешь большую надежду. Не так давно я был в лагере беженцев в Словении, я посетил некоторых беженцев, меня пригласили в один из этих домов, скорее хижину, и я был очень тронут отношением этих людей, у которых уже человеческой надежды не осталось. Я спросил у них, на что же вы еще надеетесь, и они ответили, что никакой надежды не осталось, их деревня в Боснии была полностью уничтожена, это была мусульманская семья. Но в то же время было что-то среди этих людей, то, как они относились друг к другу, была невероятная любовь между ними. Хотя у них не осталось человеческой надежды, что-то было в них самих, какое-то чувство хорошего, чувство мира и присутствие Бога. Опыт людей, работающих в области паллиативной помощи, работающих с умирающими, свидетельствует о том же. Когда вы сталкиваетесь с людьми в условиях большой нищеты, в нищите смерти, в нищите болезни, в нищите СПИДа, в нищите старости, вы как будто встречаетесь с самой сутью человека. Больше у него не остается ничего лишнего, он не играет в игры, он больше не находится в мире ненужного, но мы соприкасаемся с самой сердцевиной человечества.
Ведущий А Бог?
Ванье Видите ли, Бог не высоко на Небесах, Он – в нашем испорченном
