твердили духи, когда я почувствовала прикосновение обнажённой мужской плоти к моему бедру.
Никто не мучился с одеждой. Гараев приспустил штаны, снял с меня бельё и шаманская работа окончательно перестала быть работой.
Я застонала, выгибаясь ему навстречу. Транс, наконец-то, отпустил, но я уже сама не хотела останавливаться. Невероятный мужчина. Сильный, неистовый. Я отдавалась ему так, будто знала всю жизнь. Ни тени смущения, ни одной посторонней мысли. Мы соединялись в нечто большее, чем просто любовники. Я хотела принадлежать ему.
Жар стал нашим дыханием, стоны – музыкой. За мгновение до его взрыва меня накрыло вспышкой. Кажется, я царапала Артёму спину и кричала. Ничего не помню.
А потом сквозняк привёл в чувство. Потянуло дымом благовоний. Мой любимый лемонграсс. Чистый аромат, без примеси гари. Свежий, сладкий, а значит, фантомный. Меня влекло обратно в Верхний мир. Поле не закрывалось, нужно было закончить работу.
Я села на диване, натягивая подол туники на коленки. Куда улетели трусики, даже смотреть не стала. Перетерплю дискомфорт сидеть без них. Причёска пострадала. Не выдержала мужского натиска. Я бестолково расчёсывала пальцами кудри и радовалась, что не красилась яркой помадой. Без зеркала стереть разводы с лица было бы сложно.
Гараев молча застёгивал штаны. Туман транса из его взгляда уходил медленно. Я могла только гадать, сколько вопросов он сейчас себе задавал. Главный, наверное, “какого хрена”.
Не знаю, честно. София предупреждала, что шаман может утащить клиента за собой в транс, но у меня так раньше ни разу не получалось. Не доводилось видеть, как особо резвые клиенты сами ходили по палатам Верхнего мира и переписывали контракты утраченной части души. Судя по состоянию Артёма, ни о чём, кроме случившейся близости, он сейчас думать не мог.
Да и меня удерживал от истерики только образ маленького мальчика, клубком свернувшегося на груди. Найденная в Палате Ран часть души без меня не знала, что делать.
– Нам нужно закончить, – сказала я, удивляясь, насколько ровно звучал голос. – Хотя бы дойти до промежуточной точки.
На слово “закончить” продюсер хмуро оглядел обивку дивана между нами. Характерное пятно я тоже заметила. Да, Артём был в трансе, но позаботиться о моей “незалётности” умудрился. Но я же не о близости говорила.
Так, ладно, в палату контрактов не пойдём. Не до того сейчас шокированному продюсеру. Не сможет он сообразить, к чему относилась сцена, увиденная мною в Палате Ран. Маленький ослик, впряжённый в повозку, и мёртвый ребёнок в ней. Я забрала то, что смогла взять. Ослика. На шее у него были часы вместо обруча. Точно такие же золотые часы, какие носил Артём Гараев. Самый верный и единственный признак, что ослик – тоже часть души.
Да, на первый взгляд это странно, но когда речь идёт о мире, где человек всё видит исключительно в образах, понятных сознанию, то так и есть. Уже у меня в ладонях ослик превратился в крошечного ребёнка. И на его ноге поблёскивали часы Гараева.
– Евгения,
