/>Тордесильяс, 1550
Больше всего я теперь люблю полночь.
Звуки ночи не столь навязчивы, тени близки и знакомы. Стены вокруг исчезают во мраке, который рассеивает лишь пламя единственной свечи. Видимо, это проклятие смертных – мучительно осознавать, что время сжимается вокруг нас и мир никогда уже не покажется столь необъятным, открытым и непостижимым, как в юности.
Мне чаще других приходилось размышлять о течении лет. Но лишь в этот тихий час, когда все вокруг погрузились в сон, мой взор ясен. Меня утешает мое знание, мой дар, который я не желаю тратить впустую на бессмысленные обвинения или никчемные сожаления. История, может, и не простит – но я должна.
И потому передо мной сейчас чистый лист, заостренное перо и чернильница. Рука моя почти не дрожит, а ноги не настолько болят, чтобы я не смогла сидеть в большом, пусть и слегка потертом кресле. Воспоминания живы и никуда не ускользают; они пробуждаются в памяти и манят меня, но нисколько не пугают. Закрыв глаза, я могу ощутить запах дыма и жасмина, огня и роз; вижу багряные стены моего любимого дворца, отражающиеся в детских глазах. Так все это началось – с падения Гранады.
Итак, сегодня ночью я запечатлеваю события прошлого. Все, что пережила и видела, все, что совершила, все тайны, которые скрыла.
Я помню все – ибо королева никогда не забывает.
1492–1500. Инфанта
Принцы не женятся по любви.
Глава 1
Мне исполнилось тринадцать, когда мои родители завоевали Гранаду. То был 1492 год – год чудес, когда трехсотлетнее владычество мавров пало под ударами наших войск и расколотые королевства Испании наконец объединились.
Всю жизнь с самого рождения я провела в Крестовом походе. Мне часто рассказывали, как у матери начались схватки, когда она готовилась отправиться следом за отцом на осаду, и ей пришлось рожать в Толедо – что стало для нее лишь нежелательной помехой, ибо всего через пару часов, вверив меня кормилице, она вновь ринулась в бой. Заодно с братом Хуаном и тремя сестрами я с детства познала хаос королевского двора, который постоянно перемещался вместе с Реконкистой – Крестовым походом против мавров. Я засыпала и просыпалась под оглушительный лязг доспехов, рев вьючных животных, тащивших катапульты, осадные башни и пушку, грохот бесчисленных повозок, нагруженных одеждой, мебелью, припасами и утварью. Мне редко доводилось насладиться ощущением мраморного пола под ногами или крыши над головой. Жизнь проходила в шатрах на каменистой земле, где испуганные учителя бормотали объяснения в ужасе от огненных стрел, свистящих над головой, и камней, сокрушавших оборону противника.
С завоеванием Гранады все изменилось – как для меня, так и для Испании. Горная цитадель была ценнейшей жемчужиной в венце исчезающего мавританского мира, и мои родители, Изабелла и Фернандо, их католические величества Кастилии и Арагона, поклялись скорее сровнять ее с землей, чем терпеть дальнейшее сопротивление язычников.
Как сейчас вижу, словно вновь стою у входа в шатер: ряды воинов по сторонам дороги, отблески зимнего солнца на их помятых нагрудниках и копьях. На исхудавших лицах нет следа усталости, – казалось, в этот миг они позабыли о бесчисленных лишениях и ужасах, что принесли им долгие десять лет сражений.
Меня охватила радостная дрожь. Я наблюдала за падением Гранады с безопасного места на вершине холма, где стояли наши палатки. Видела, как врезаются в городские стены обмазанные смолой горящие камни, как роют траншеи и заполняют их отравленной водой. Иногда, если ветер дул в нашу сторону, я даже слышала стоны раненых и умирающих. Ночью, пока город пылал, на тканевых стенах шатра играли зловещие отблески, и каждое утро, просыпаясь, мы находили угольную пыль на наших лицах, подушках, тарелках. Она была везде.
Едва верилось, что всему этому настал конец. Я вернулась в шатер и нахмурилась: сестры все еще сражались с одеждой. Проснувшись первой, я уже облачилась в новое парчовое платье, что заказала для нас мать. Пока я переминалась с ноги на ногу, наша дуэнья, донья Ана, вытряхивала плотные шелковые вуали, которые нам всегда полагалось носить на людях:
– Проклятая пыль! Даже в постель въелась. Не могу дождаться, когда эта война закончится.
– Этот час настал! – рассмеялась я. – Сегодня Боабдиль отдаст ключи от города. Мама уже ждет нас на поле боя и… – Я не договорила. – Исабель, ради всего святого, ты что, и сегодня намерена ходить в трауре?
Из-под черного чепца яростно блеснули голубые глаза сестры.
– Что ты, еще дитя, можешь знать о моем горе? Потеря мужа – худшая трагедия, какую только может вынести женщина. Я всегда буду оплакивать моего любимого Альфонсо.
Исабель отличалась склонностью все драматизировать, и я не собиралась просто
