завели в помещение, похожее на камеру. Наверное, следственный изолятор. Не знаю, в таких местах мне еще бывать не приходилось. Надеюсь, что это – первый и последний раз. Заморыш-милиционер посадил меня в углу на грязный табурет, а сам что-то записал в журнале, лежащем на тумбочке.
– Фамилия?
– Чья? – с удивлением спросила я.
– Свою я знаю. Твоя! – рявкнул заморыш. При его-то комплекции какой басок, кто б мог подумать.
– Извините, задумалась, – я выдавила из себя жалкую, испуганную улыбку. Пусть думает, что мне очень страшно, лишь бы дал позвонить. – Татьяна Иванова. Иванова.
– Адрес.
Я быстренько оттарабанила адрес своей квартиры и другие паспортные данные.
– Простите, вы не разрешите мне позвонить? Родители очень будут волноваться, – с легкой дрожью в голосе спросила я. – Только один звонок.
– Вот сейчас расскажешь, как убила, так сразу и позвонишь, – ответил милиционерик.
– Я все-все расскажу, только разрешите позвонить, у меня мама старенькая, у нее сердце больное, – зашмыгала я носом, глаза сделались мокрыми, и слезы градом покатились по щекам. Да, если бы я не любила свою работу, пошла бы работать в театр, хоть я его и не люблю. Какая актриса пропадает!
Мужик, в форме он или без нее, все-таки остается мужиком. Тем более если его просит о чем-то красивая женщина. Куда б он делся от такой неземной красоты? Конечно же, я позвонила не маме с папой. Киря, наверное, видел уже пятый сон, когда его разбудил телефонный звонок.
– Таня, побойся бога, – забормотал он, едва услышав мой голос. – Хоть раз в жизни может человек нормально выспаться? Такой сон интересный прервала.
– Киря, миленький, у меня не так уж много времени. Я в КПЗ, дело довольно серьезное. Вытащи меня как-нибудь отсюда. Я тебе все расскажу, как приедешь. И пожрать что-нибудь привези. Я есть хочу.
Ну все, главное дело сделано, теперь придется положиться на верного Кирю. Вернее – на подполковника милиции Владимира Кирьянова, товарища проверенного и со связями. Пока он подъедет, пока надавит на все рычажки, у меня есть время подумать-поразмыслить.
В камере было душно, пахло мочой и какой-то обреченностью. На грязных стенах были написаны имена, клички, фамилии, какие-то нецензурности. Да, вероятно, каждый, кто ожидал здесь дальнейшего решения своей судьбы, пытался оставить след на этих стенах. Те люди уже далеко отсюда, а может, кого-то и в живых нет… Я закрыла глаза и попыталась отвлечься от окружающей малоприятной действительности и перенестись в театр.
Как мне в руку попал нож? Я ведь точно помню, что орудие убийства руками не трогала. Я наклонилась к убитой и… Вспомнила: буквально за минуту до удара я почувствовала странный специфический запах: смесь запахов пудры и вазелина. Потом удар, и все. Кто-то прятался за шторкой у входа в ложу, воспользовался тем, что я занята осмотром тела,
