Совнаркома, пришел на работу и обнаружил, что в здании никого нет. Двери были открыты, ветер гонял по коридорам разбросанные бумаги, в пустых кабинетах трезвонили телефоны. Косыгин, догадавшись, что звонившие хотят узнать, правда ли, что правительство покинуло столицу, бегал от аппарата к аппарату, стараясь ответить всем. Даже когда он успевал снять трубку, на другом конце линии была тишина. Только один ответственный сотрудник осмелился назвать себя. Он прямо спросил у Косыгина, оставят ли Москву.
На чрезвычайном совещании в Кремле 17 октября с участием Сталина, Молотова, Маленкова, Берии и Щербакова, нового начальника Главного политического управления Красной армии, обсуждались планы минирования заводов, мостов, железных дорог и даже гордости Сталина – московского метро. Никаких объявлений об эвакуации оставшихся министерств в Куйбышев не было сделано, однако известия распространились с поразительной быстротой, несмотря на то что за пораженческие настроения грозило жестокое наказание. Пошли слухи о том, что в Кремле якобы произошел переворот и Сталина арестовали, что немецкие парашютисты высадились на Красной площади, что в столицу проникло множество вражеских диверсантов, переодетых в советскую военную форму.
Советский вождь собирался покинуть Москву, но передумал. Об этом решении объявил по Московскому радио Александр Щербаков – человек «с бесстрастным лицом Будды, с толстыми линзами очков в роговой оправе на крошечном курносом носу-пуговке, в простом френче военного покроя с единственной наградой – орденом Ленина».[78]
19 октября в столице объявили осадное положение. Для поддержания порядка Берия ввел в город несколько полков НКВД. «Паникеров» расстреливали вместе с мародерами и даже пьяными. В сознании людей был только один способ понять, сдадут ли врагу Москву. «Состоится ли на Красной площади парад в ознаменование годовщины Октябрьской революции?»[79] Жители столицы сами дали себе ответ, не дожидаясь, пока к ним обратятся вожди. Подобно тому, как это случилось во время обороны Мадрида за пять лет до этого, общее настроение внезапно изменилось – массовая паника ушла и окрепла всеобщая решимость во что бы то ни стало отстоять город.
Сталин, обладавший сверхъестественным чутьем, тоже понял символическое значение парада на Красной площади, пусть даже саркофаг с телом Ленина уже был вывезен из Мавзолея в более безопасное место. Молотов и Берия сначала посчитали это решение безумным, поскольку центр Москвы находился в пределах досягаемости бомбардировщиков люфтваффе, однако Сталин приказал сосредоточить вокруг столицы все имевшиеся в наличии зенитные батареи. Хитрый старый мастер постановки политических спектаклей решил повторить самую психологически сильную сцену из трагедии под названием «оборона Мадрида», когда 9 ноября 1936 года первая интернациональная бригада иностранных добровольцев прошла торжественным маршем по Гран-виа под восторженные, но ошибочные крики: «Vivos los rusos!»
Улько, беседа, 22 ноября 1995 года.
