повсюду следы, распространяя запах присутствия у каждого пышного куста в онлайн-пространстве. А самое неприятное – пытаться подсчитать, как долго сможешь растягивать писательский гонорар, чтобы не влезать в ошейник. За текст, на который молодой автор тратит год или более, он получает так же, как цепной менеджер за месяц. Унизительно и бесперспективно.
Покой – это все, чего хотелось Кириллу. Хотелось устроиться в удобном кресле, покопаться в себе и неторопливо потянув за правильные ниточки, извлечь теплый лупоглазый шедевр.
Не ради пресловутой славы, просто держать это внутри невыносимо.
Возможно, так же рассуждают художники, фотографы, музыканты. Но Кирилл точно знал одно – писатели на хер никому не сдались, а ведь именно они наиболее тщеславная разновидность homo sapiens.
3
Когда Зоя и ее младший брат Захар только начали сохранять в памяти слайды жизненных событий, мама уже пила. Детство часто бывает накрепко связано с непоследовательным, полным симуляций и недомолвок миром взрослых: радуга и звон винных бутылок, волшебник в голубом вертолете и утреннее похмелье, классики и разбитые в кровь лица.
Кратковременные друзья Любы дарили ребятишкам пластмассовый на вкус шоколад и брелоки из киоска «Роспечати». Каждый раз казалось, что это навсегда. Теперь Зоя знала, что никакого «навсегда» не бывает. И что мужчины не испытывают восторга от перспективы возиться с уставшим сорокалетним ребенком.
Оказалось, не все.
– Привет, мам. Ты там как?
Ежедневный утренний звонок – для галочки.
– Подожди, Зойчик, выйду из палаты. – Слова заглушило громыхание, будто телефон, ударяясь, летит с каменистого склона.
Стихло.
– Да ничего, лежим тут, от скуки маемся. Хочу поскорее домой, – жаловалась Люба.
– Что врач говорит? Когда выпишут?
– Ой, мне этот врач так не нравится, злой какой-то, надменный.
– Может тебе привезти чего?
– Ничего не надо. Что ты тратиться будешь.
– Фрукты, может? – настаивала Зоя.
– Слушай, а привези халатик нарядный, который нераспакованный на верхней полке лежит. Когда еще надену!
– Поищу.
– Зой, не ругайся, но мне бы чего-нибудь… Маленькую возьми на кассе в «Дикси»… Коньячок или водочку.
Внутри дернулось, зашевелилось.
– Мам, ты чего? Ты же в больнице.
Голос матери сделался холодным, обиженным:
– Я бы не просила, просто болит сильно. Обезболивающего тут не выпросишь.
Дочь молчала.
– Ну, как знаешь. Нет так нет. Если все-таки возьмешь, положи под халатик, чтобы санитарки не заметили. Оберни тканью, а то звякнет, неудобно будет.
Зоя так долго наблюдала за маминой зависимостью, что не представляла Любу до или после
