же, вычтешь с него! Достал-таки, Достаев-ский! (Рите.) Впусти! Но я за себя не отвечаю с этим бандитом!
Входит Махоня – грузный лысый человек лет 60-ти. Тяжело опускается в кресло, наливает себе воды в графин, пьет…
Пауза.
Ну, что там Тавризян? Капризничает?
МАХОНЯ (допив воду). Хуже.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Не подписывает?
МАХОНЯ. Хуже.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Что может быть хуже?
МАХОНЯ. Сегодня уезжает.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Это значит…
МАХОНЯ. Это значит, что он не подписал и не подпишет. Мы его упустим, полгода будем ловить, еще полгода уговаривать, через год он согласится, через два мы утвердим, через три начнем… Без его подписи проект реконструкции «двадцатки» недействителен. Полтора миллиона уйдут в трубу. И все из-за того, что он сегодня отказывается подписать и уезжает в Сибирь. На симпозиум.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Аргументы?
МАХОНЯ. Тысяча аргументов.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Назови хотя бы один.
МАХОНЯ. Веселкин.
СТАСИК. Я так и знал.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. М-да… Веселкин – это, конечно, аргумент в тяжелом весе. Тут мы бессильны.
Пауза. Входит Рита.
РИТА. Звонила ваша мадам, просила на сегодня четыре билета.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Хорошо.
РИТА. Не «хорошо», а запишите.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Записал.
Рита выходит.
МАХОНЯ. Заметьте, я вас пока на эту тему ни о чем не прошу. Я действую всеми доступными средствами, но они не действуют.
СТАСИК. Кончай, Махоня! Кончай!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. От тебя уже голова болит! Как тебя Таври-зян выдерживает? Мы ж тебя специально к нему… мол, сдадут нервы от общения с Махоней – и сразу подпишет… Ан нет! Плохо ты его за горло взял, если он так и не подписал! Теперь ты нас хотя бы за горло не бери!
МАХОНЯ. Я разве беру? (Снимает трубку телефона.) Вот трубочка, позвоните министру, и я уйду. Больше Махоне от вас ничего не надо.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Стоп, Махоня, стоп. (Кладет трубку.)
СТАСИК. Не учи Игоря Николаевича, что ему надо делать.
МАХОНЯ. Я разве учу? Я прошу использовать шанс. Вы знаете закон Махони?
СТАСИК. Какой закон?
МАХОНЯ. Закон Махони гласит: если остался единственный шанс, надо его использовать! Позвоните, они сейчас все там – и Тавризян, и Веселкин…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Я звонить министру не буду.
МАХОНЯ (тихо). Хотите, я наберу, если вам так трудно?
СТАСИК. Он не отстанет. Вы его впустили, теперь он своего добьется.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Лучше бы он Тавризяна добивал. А то он меня добивает.
МАХОНЯ. И добью. Всех вас добью. Такая уж моя планида. Сначала ненавидят – потом любят. Мне
