поглядывая на тяжелый механический хронометр «сейко» с множеством функций. Короче, мажор с кожаным портфелем.
Его стеклянный, как аквариум, служебный кабинет расположен в общем операционном зале, но огорожен от посторонних глаз матово-мутным стеклом.
Женат Борис на телевизионной журналистке. В этом году повел дочь в первый класс английской школы.
Как все нормальные мужики, увлекается автомобилями, обожает футбол и охоч до рыбалки.
– Вы понимаете, насколько ответственна ваша работа? – наставляла его управляющая при вступлении в должность. – Кредит каждому встречному-поперечному не выдашь. К каждому клиенту нужен отдельный подход. Это очень серьезно. Но я думаю, что вы справитесь. Ваша кандидатура утверждена президентом банка, приказ подписан. Если что не так, то я всегда готова вам помочь. Одно дело делаем, Борис Сергеевич, как говорится: один за всех, все за одного. Да и Глеб Нинельевич всегда на месте. Он вам любого клиента за пять минут пробьет по своим каналам, всю его подноготную на чистую воду выведет.
Склонная к полноте Ульяна Рудольфовна была женщиной незамужней, поэтому любила мужчин и всячески хотела им напоследок понравиться, что вполне естественно в ее уже немолодые предпенсионные годы. Своим внешним видом она напоминала грудастую бабу с веслом, только без весла. По службе была непридирчива. В банке работала со дня его основания, как и ее подруга Роза Львовна Зырянова, начальница административно-хозяйственного отдела, проще говоря – завхоз.
Ходят слухи, что они вместе в далеком пионерском детстве учились в одном классе, активно ходили на заседания совета дружины, дудели на горне «Пионерскую зорьку», собирали макулатуру и металлолом, играли в «Зарницу» и свою бабью дружбу пронесли через века, а вот мужей не уберегли.
Мало того, что эта скучающая по мужикам одинокая завхозша была страшная, так она еще курила и материлась как дальнобойщик. Но дело свое знала крепко. Все подъездные пути к банку, тротуары, лестницы и парапеты были всегда очищены от снега, а крыша – от сосулек, если дело происходило зимой и весной, и от жухлого листопада, когда была запоздалая осень. Во всех коридорах и помещениях банка было чисто, как в трамвае, а кафельные сортиры ломились от мыла, дезодорантов, туалетной бумаги, прокладок и салфеток, и в них всегда пахло то нежным жасмином, то лесной прохладой, то морским бризом. Выходить из кабинок не хотелось. Правда, в одной из них кто-то коряво нацарапал гвоздем: «Уважайте труп уборщицы».
А само здание банка сверкало и блестело, как свежими соплями намазанное.
Когда Борис впервые увидел эту худосочную завхозшу, которую все служащие за глаза звали не иначе как Сирень Крокодиловна, ему неожиданно вспомнились переведенные на русский язык слова из забытой песни одной венгерской рок-группы: «Как была прекрас-на ле-том эта ро-за. Жаль, те-перь она завя-ла от моро-за».
«Красная Москва»
Другие банковские женщины, молодые и пожилые, замужние и одинокие, красивые и просто симпатичные, как-то не
