из себя шизоидного психопата с ухмылкой теперь-ты-моя-крошка и хрипеть своё маньячное «привет»?
Совсем он что ли с головой не дружит?
– Ты в своём уме, Лори? Какого хрена?
– А в чём проблема?
– В чём проблема? Ты привела в наш дом сумасшедшую художницу, позволила ей портить стены моего дома, да ещё и оставила жить в нём!
– Нашего дома, Мак! Это и мой дом тоже! ― злилась Тейлор. ― И Никки ― не сумасшедшая! Она очень талантливая, и я рада, что она согласилась на эту работу!
А вот я уже рада не была.
– Я не заплачу ей ни гроша!
– У меня достаточно своих денег!
– Все твои деньги принадлежат мне, Лори! Все до цента! И это рыжее недоразумение их не получит!
Стоп, что? Рыжее недоразумение?
Я услышала, как Тейлор зарычала:
– Ты не можешь! Папа оставил мне наследство!
– Которое ты получишь при определенном условии, помнишь? И, если перестанешь при каждой нашей ссоре как подросток сбегать в Чикаго!
Тейлор снова зарычала. Оказывается, она была не такой уж и паинькой.
– Прекрати быть таким дерьмом, Мак! Никки нужна мне, а ей нужна эта работа!
– Я не занимаюсь благотворительностью, ― прошипел он уже спокойнее.
Благотворительностью?
Нет, это уже перебор.
Я спрыгнула со стула, взяла свой чемодан, который ещё не успела распаковать, но который уже полчаса как стоял внизу ― я спустила его, как и велел мне придурок, когда перестала лупить его стулом ― а затем зашлепала к двери.
Ругань Тейлор и Мака тут же стихла.
Плевать. Найду другую работу.
– Никки, не уходи.
– Лори…
– Всё в порядке, мистер Маккейн, как вы верно подметили, я не нуждаюсь в благотворительности. ― вскинула голову, встречая его ледяной взгляд. ― Но вам следует лучше понимать термины, которыми вы форсите.
– Неужели? ― стальная бровь изогнулась. Не знаю, дерзил ли ему кто-нибудь раньше, кроме Тейлор, но я была не из тех, кто «глотал» обиды. ― И чего же я не понял?
– Благотворительность, мистер Маккейн ― это оказание безвозмездной помощи тем, кто в ней нуждается. Безвозмездной. А я собиралась брать за свою работу деньги.
– Брать деньги за то, чтобы малевать стены? ― он усмехнулся, а меня будто жаром обдало от такой наглости.
– Не считаете художников работящими?
– Работящими? ― вновь смешок. ― Художники ― это чертовы интеллигенты, закопавшиеся в своей славе и не знающие, что такое тяжелый труд. Они гребут деньги лопатами, малюя свои дурацкие картины, пока другие горбатятся на трех работах, пытаясь заработать на кусок хлеба. Так что нет, мисс Монро, я не считаю художников работящими.
Было больно, обидно, внутри разрастался гнев. Я хотела сказать всё, что думаю о нём, о его мнении, и куда он может его засунуть, но сдержалась.
– Как долго вы горбатились
