роста взрослого человека были в грязи. Галька у реки покрыта слоем серого ила. Появились незнакомые камни-великаны. Мы словно оказались в страшной сказке.
Корову мы, конечно, не нашли. Она пришла сама, с распухшим выменем, и ревела, как труба.
Пожар
В ту зиму мне было шесть, сестрёнке – пять лет. Помню, мама перемыла полы, настелила домотканые полосатые половики. Валенки поставила сушиться на приступок печи.
Ночью нас разбудили. Валенки были тёплыми, а пуговицы пальто никак не хотели застёгиваться под торопливыми мамиными пальцами. Света не было, но комната была озарена необычным трепетно-красным светом.
Сестру и меня вывели во двор. Горел соседний дом, от нашего его отделял небольшой огород. Папа убежал на пожар, захватив вёдра. Там, у огня, суетились тени, в темноту красиво взлетали искрящиеся головешки, было весело и немного страшно.
Мама металась, выносила вещи. Какая-то соседка отчаянно колотила в окно с улицы, думая, что мы еще спим. Мама резко обернулась к окну, держа в руках ящик от комода, нечаянно задела ребристым краем стекло. Оно с треском рассыпалось, и соседка унялась.
Потом говорили все, что, на наше счастье, ночь была удивительно безветренной, и дом сгорел, как свечка. А причиной пожара была керосиновая лампа, опрокинутая пьяным тофом в чуме. Сгорел и чум, и дом. Уцелели тоф и ковёр на полу. Ковёр был настолько забит песком и грязью, что оказался не по зубам огню.
Позже мы с Леной, сестрёнкой, презрев мамины запреты, бродили по пепелищу. Стоял непонятный запах, и сердце билось. Из пепла торчали проволока и обгорелые гвозди, и ничего, чем можно было поиграть, мы не нашли.
Однажды, много лет спустя, мама на печке во дворе калила на железном противне землю для рассады. Я примчалась на этот жуткий и волнующий запах.
– Чем пахнет?!
– Горелой почвой, – пожав плечами, сказала мама. Я вспомнила. Это был запах пожарища.
Собаки
Папа, когда мы переехали в Забайкалье, долго мечтал съездить в Алыгджер и привезти оттуда собаку-лайку. Лайки там огромные, серьёзные, спокойные. Наши собаки любили лежать у крыльца, уложив тяжёлые головы на лапы, и ни на кого не обращали внимания.
Но это до тех пор, пока вокруг дома не было ограды. Люди ходили мимо нашего дома в магазин, под окнами была тропинка.
Забор понемногу строился, и вот, когда осталось закрыть досками последнее прясло, собаки лениво поднялись, одна за другой прошли вдоль изгороди. И с того момента никого не пустили во двор. Подвыпившего тофа загнали на забор, и, пока не вышла мама, он сидел там, уже трезвый, и ругался по-русски. А лайки, несмотря на свое название, молча, внимательно смотрели на него, сидя внизу.
Изо всех наших собак я запомнила чёрно-рыжего Байкала. Он грыз всё подряд. Съел рукава у свитеров, которые мы с Леной оставили на улице. Добрался до наших деревянных качелей и превратил их в щепочки. А так очень даже мирный был псин.
