нашу прогулку, дружище, но, бог даст, мы вернемся сюда завтра, чтобы сполна насладиться морем, солнцем и пляжами этого очаровательного городка.
Как только мы вернулись к себе на Бейкер-стрит, Холмс сразу же вышел, чтобы телеграфировать в отель «Регаль» и забронировать два номера на следующую ночь. Не прошло и часа, как, получив подтверждение из отеля, он снова ушел, на этот раз – чтобы навестить в Скотленд-Ярде инспектора Лестрейда, а затем купить принадлежности для маскировки.
– Никакой вычурности, – решил он. – Мы ведь не хотим привлечь к себе ненужное внимание. Что-нибудь в легком курортном стиле, но не слишком вызывающее. Будем скромны.
Едва ли Холмсу свойственна скромность, иронически размышлял я, поднимаясь вслед за ним по лестнице, ведущей на чердак, в чулан, где он хранил разнообразный реквизит для своих многочисленных переодеваний[18]. Впрочем, я должен был признать: причиной того, что он с поразительной легкостью умел перевоплощаться в других людей, была его врожденная склонность к актерству.
В данном случае Холмс предстал франтоватым горожанином, выбравшимся на несколько дней отдохнуть от скучного делового Лондона. Он нарядился во фланелевые брюки, полосатый пиджак (на мой вкус, несколько кричащий) и канотье, лихо заломленную на затылок, что придавало ему фатоватый и праздный вид. Облик довершали трость с серебряным набалдашником, темный парик en brosse[19], накладные усики и очки в золотой оправе.
Поскольку я не умел принимать чужое обличье с той же непосредственностью, что Холмс, мне достался похожий, но гораздо менее броский костюм. Он состоял из светло-каштановых накладных усов и парика, темно-синего пиджака и пары серых фланелевых брюк. Неспешно шагая в этом наряде вдоль брайтонской набережной в направлении отеля, я чувствовал, что мы совершенно смешались с толпой отдыхающих.
По совету Холмса, который напомнил мне, что Питерс Праведник – опасный преступник, который ни перед чем не остановится, лишь бы избежать ареста, я положил в дорожную сумку свой армейский револьвер. Сам Холмс предпочитал охотничий хлыст с утяжеленной рукоятью[20].
Мы увидели мисс Пилкингтон и ее нанимательницу миссис Хакстебл лишь вечером, за обедом в ресторане отеля. Они сидели за столом, возвышавшимся над залитой солнцем верандой и толпами отдыхающих, видневшимися дальше, на фоне искрящегося моря. Сидевшую рядом с ними парочку было легко узнать: это были Питерс Праведник и его отвратительная сообщница, скрывавшиеся теперь под вымышленными именами доктора и мисс Уилберфорс.
Они мало изменились с тех пор, как мы виделись в последний раз в их убогом жилище на Полтни-сквер. Разумеется, оба постарели, но их все еще можно было узнать, несмотря на то что Питерс за прошедшие годы раздался вширь, лицо его совсем одрябло, а его так называемая сестра, напротив, отощала: скулы у нее стали еще острее, а губы тоньше. Они были
В течение своей долгой карьеры Шерлок Холмс много раз прибегал к переодеваниям, в том числе появлялся в обличии старой дамы, лудильщика, итальянского священника и моряка. Самое длительное его перевоплощение – в американо-ирландского шпиона Олтемонта из рассказа «Его прощальный поклон». У него было «по меньшей мере пять укромных местечек» в разных частях Лондона, «где он мог изменять свой облик» (см. рассказ «Черный Питер»).
Под бобрик (
В рассказе «Шесть Наполеонов» доктор Уотсон замечает, что это было любимое оружие Шерлока Холмса. Он использовал его не единожды, например, чтобы разбить последний гипсовый бюст Наполеона.
