не мочи, потом клизма.
– Снова? – Жалобно простонала девушка. – Зачем?
– Чтоб запустить тебе кишечник. – Медсестра сжалилась и подала руку. – Горе луковое, да кто ж так поднимается? Ты же себе шов потянешь! Сначала на бок перекатываешься, потом одной рукой за край, ноги свесила и только потом поднимаешь корпус, запомнила?
– Угу, – промычала Аня в ответ, плотно сжав зубы.
Лоб покрылся испариной, ночная рубашка неприятно липла к телу. Девушка понимала, что для бывалой медсестры она сейчас выглядит нерасторопной клушей. И почему-то стало так стыдно. Что ничего не знает, что не подготовлена к такому развитию событий. И что превратилась в какое-то беспомощное нечто, которое сейчас чуть ли не пинали ногами за то, что посмела родить в праздник. И тем самым, не дав этой бабе отметить его бокальчиком шампанского в ординаторской. От пережитого стресса и навалившегося волнения Аня всхлипнула. Затем еще раз. И через секунду безмолвно заливалась горючими слезами.
– Ну, чего мы здесь сырость разводим? – после этих слов, кровать с другой стороны просела под весом медсестры. – Осознание нашло что ли? Та поздно, милая, поздно. Думать раньше надо было. И не смотри на меня волком, не смотри. Знаешь, сколько, таких как ты, я здесь повидала? Море. И если каждую жалеть, то жалелка закончится. Раз уж решилась, то терпи. Думаешь, что за пределами больницы тебя после рождения ребенка ожидает рай? Нет, милочка, дальше будет еще сложнее. Всем насрать, веришь? Будешь крутиться, как белка в колесе. Сдыхать будешь от бессонницы. Это только у примажоренных все в шоколаде. Няни, вип палаты и бессрочный декрет. А ты пахать на все это будешь. Знаем, проходили. Как ты была лет восемнадцать назад. Так что послушай тетку и не думай, что я злыдень. Запомни, Аня, реветь теперь можешь только ночью и в подушку, чтобы никто не видел и не слышал. Потому что ты теперь для того комочка счастья – центр этой вселенной. И расслабиться сможешь только тогда, когда путевого мужика встретишь. Только не спеши раздвигать ноги после первого признания в любви и обещаний принять тебя с ребенком. Иначе окажешься здесь второй раз, но снова одна. И поверь мне, с двумя спиногрызами ты уж точно никому нахрен не сдашься. Поняла?
Аня кивнула, утирая кулачком слезы и осторожно, держась за прикроватную тумбочку, поднялась на ноги. Такое чувство, будто она заново училась ходить. Каждый шаг давался с трудом и моментально отзывался болью в животе. А ведь она прошла от кровати к двери, когда захотелось сползти по стеночке.
– Ой, нет, задохлик, тормози. – Елизавета по-хозяйски порылась в ее тумбочке и достала пакет с вещами. – Здесь трусы есть чистые?
– Есть. – Аня скрючилась в позе вопросительного знака у стены. – Я все приготовила.
– Пойдем, провожу тебя, чтоб неприятностей не было.
– Пожалуйста, – еле вымолвила девушка, – только медленно, хорошо?
– Без проблем. Ты думаешь, чего я тебя так рано подорвала? Чтоб успеть к восьми и сдать тебя другой смене в нормальном виде. – Хмыкнула женщина и, подставив локоть девушке,
