как богохульство.
– Кто такой Пикассо? Амедео, ты шутишь?
Я бросаю взгляд на Оскара, чтобы понять, знает ли он этого художника. Оскар хмурит лоб и опускает уголки рта. Он тоже никогда о нем не слышал.
– Пикассо невозможно не знать! Это все равно что не знать Караваджо, Леонардо, Микеланджело…
Я позволяю себе поставить под сомнение это утверждение:
– Арденго, ты ведь шутишь? Все знают Сикстинскую капеллу, «Тайную вечерю», «Призвание апостола Матфея»… Но никто не знает, кто такой Пикассо.
– Дедо, иногда ты меня просто раздражаешь. Мы же тебе сказали: то, что происходит в Париже, – это современное искусство, грандиозность инноваций.
– Да, я понял… но грандиозность прошлого – это другое.
– Ты не понял. Прошлое очень важно, но в Париже – будущее. И будущее в том числе называется Пикассо.
– А что пишет этот Пикассо?
– Некоторое время он создавал картины в очень необычных и меланхоличных оттенках синего.
– То есть? Картины в одном синем цвете?
– Они прекрасны.
– И это – новизна?
– Возможно, его вдохновили работы Дега, Гогена… И, безусловно, Сезанна.
Мы с Оскаром не в состоянии скрыть свое невежество. Нам не известен ни один из упомянутых.
– Это очень печальные картины, на которых запечатлено бедное сословие. Нищие, голодные дети, бедность в целом.
Мануэль дополняет слова Арденго:
– Затем он изменил направление на совершенно другое: он выбрал розовый цвет для своих картин – и начал писать актеров, танцовщиц, циркачей, канатоходцев, акробатов. Символических персонажей, которые пытаются побороть тоску.
– А что сделали Пикассо представители Венецианской биеннале?
Арденго говорит, не столько отвечая на мой вопрос, сколько обращаясь к Мануэлю – в расчете на его понимание:
– Секретарь биеннале Фраделетто предложил Пикассо представить две его работы, а затем, когда он их увидел, отказал в участии, поскольку картины слишком авангардные и не соответствуют концепции выставки. Вы понимаете? Самый влиятельный человек в Венеции против современного искусства!
Арденго обращается к Мануэлю, уже практически крича:
– Знаешь, как он охарактеризовал картины Пабло? Возмутительными!
– Фраделетто все еще интересуют маккьяйоли…
Мы с Оскаром снова обмениваемся виноватыми взглядами. Арденго продолжает, все больше воодушевляясь.
– Самое мерзкое, что ни одна газета об этом не пишет, не вышло ни одной статьи, где бы заявляли о нелепом несоответствии занимаемому положению в руководстве биеннале консерватора Фраделетто!
– В Париже такого, как он, не допустили бы до руководства даже небольшой галереей.
Мне становится все интереснее – и я пытаюсь
