нам раньше не приходилось. Я был еще тем засранцем, да и ты мелкой занозой, сама знаешь, где. Но сейчас послушай меня, ладно!?
Когда первые эмоции спали, мы с Лешей перебрались на кухню, где решили выпить еще по одной чашечке кофе. Мне захотелось его удивить, и я старательно выводила рисунок на молочной пенке.
– Ладно, слушаю. И, кстати, занозой я не была, а вот ты… – Но Леша меня не дослушал.
– Ксюш, ты сердишься на нас всех, я знаю. У тебя на это есть причины. Я бы тоже сердился, даже больше, чем ты. – Голос Леши стал серьезным.
– Тебя Гена попросил со мной поговорить?
– Нет, скорее, наоборот. Я уже говорил и отцу, и Геннадию, что если бы ты была в курсе, совершала бы меньше глупостей. Мне никогда не казалось правильным делать все за твоей спиной, но, глядя на твою маму, понимал, что отчасти отец был прав. Чем ты дальше от нас во всех смыслах, тем целее.
– Что с моей мамой не так? Почему ты так странно говоришь?
– Ксюш, я тебе все сейчас расскажу. Все, что знаю. Но при одном условии…
– Каком?
– Ты не будешь жить одна, ладно? Не хочешь с Геннадием – не надо. Можешь переехать ко мне, я пару месяцев точно буду в городе.
– Рассказывай! – Рисунок на «капучино» был безвозвратно испорчен, но, чтобы узнать о маме, я была готова дать любое обещание.
22. Откровение
Наш разговор с Лешей затянулся на несколько часов. Конечно, со слов Гены я многое уже знала, но не верила ему до конца. Моё недоверие разбил вдребезги Леша, рассказав о маме.
… О том, что вся эта история началась до моего рождения, я догадывалась. Их было трое: моя мама и два лучших друга, Николай и Федор. Мама в то время была студенткой медицинского института, а ребята – главными хулиганами в городе. Их уже тогда боялись. А еще в этой истории была красивая любовь между мамой и папой и больная любовь Федора. Постепенно дружба парней разрушилась, и на смену ей пришла неприкрытая ненависть. По словам Леши, Федор этот чего только не делал, какие только низкие поступки не совершал, чтобы очернить Николая в маминых глазах, вот только разлучить влюбленных никак не мог. А однажды он подставил моего отца, причём сильно – так сильно, что Николаю светил немалый срок. Мама готова была пойти на все, лишь бы отца оправдали. Тогда и согласилась быть с Федором, который обещал снять все обвинения. Николаю, конечно, причины маминого ухода к Федору преподнесли иначе. Возможно, он бы и догадался в чем дело, и простил ее, если бы его отпустили, но вмешался в эту историю случай, а точнее – я. Мама оказалась беременна и от меня, ребенка от любимого мужчины, отказаться не смогла. Тогда Федор просто озверел: маму выгнал, а Николая посадил на очень большой срок.
Когда мне было лет двенадцать, Николая освободили, и он вернулся в город. Вот только если в прошлом он был простым хулиганом, то теперь стал очень влиятельным человеком в криминальном мире нашего города. Первым делом, конечно, он нашел маму. Тогда она уже была женой Соболева. Подступиться к ней было сложно.
