шутку. Алкид недовольно сморщился, чувствуя, как горят его щеки и с силой закрыл веки. Через некоторое время голубые глаза юноши чуть приоткрылись, они были затянуты темной поволокой, а губы беззвучно шептали:
– Я так не блаженствовал еще никогда, даже с Иантой на брачной постели. Ради таких взглядов и ради таких песен только и стоит жить на земле. Да! Песни такие и в потомстве останутся дальнем. Слава такая вовеки никогда не погибнет. Следы во тьме веков исчезнут многих поколений, но слава будет вечно жить, она бессмертна.
После окончания пира победитель страшного льва ночевать не остался, как его не уговаривал царь, все еще лелеявший тихую надежду, что хоть какая-нибудь из его 50 дочерей, все же найдет путь к сердцу Алкида, и он решит законно жениться на ней.
Павсаний же рассказывает, что так называемого киферонского льва убил гражданин Мегар Алкафой. Мегарцы передают, что от этого льва погиб в числе многих других и сын их царя Мегарея – Эвипп. Мегарей обещал, что он выдаст замуж свою дочь Эвехму, а также, что он сделает преемником своей власти того, кто убьет этого киферонского льва. Поэтому на это решился сын Пелопа Алкафой; он одолел дикого зверя и, когда стал царем, построил святилище, назвав Артемиду Агротерой (Помощницей в охоте) и Аполлона Агреем (Охотником).
Другие же говорят, что на лесистом Кифероне в то время было немало львов, хотя огромный лев, убитый юным Алкидом был самым свирепым и кровожадным, ибо погубил больше всех в округе людей.
84. Алкид на перепутье
Алкид, сердечно поблагодарив Феспия за радушие и гостеприимство, взял наскоро обработанную шкуру Киферонского льва и, одев ее как хитон себе на плечи, а голову с зияющей пастью надел, как шлем, бодро зашагал по широкой дороге, освещенной серебряным светом Селены.
Ночь безмолвная таинственным черным покрывалом облачила необъятное высокое небо, являя на бархатной ткани яркие знаки отдельных астр и целых созвездий. Юный герой любовался всегда прекрасной Селеной в одеяньях серебрянотканных, от которых струился божественный свет, обливая тусклым серебром стройные островерхие кипарисы и раскидистые кроны дубов и платанов. Деревья стояли как безгласные часовые по обеим сторонам дороги, таинственной в безмолвном сумраке ночи серебряной красою. Загадочно струящийся лунный свет вызывал непонятное томление в неспокойном сердце Алкида.
Много раз в последующей жизни Геракл вспоминал эту дорогу и возникавшие мысли, о которых на ночных привалах он любил рассказывать своим юным спутникам:
– Должно быть на этой оказавшейся судьбоносной дороге я впервые ощутил себя не эфебом, а мужем. Я шел облитый серебряным светом Селены и вспоминал жестокую схватку со львом и незабываемый пир, благодарные взгляды людей, и песни, эти дивные дочери Муз, звучавшие в мою честь… Да, это был мой первый настоящий подвиг, а не обычная охота, это было уже начало моего тяжкого и крутого
