он живет тут с тех пор, как купил участок, – продолжала бабушка. – А до этого вроде бы в аксаковской школе преподавал… вы не помните, что он преподавал, Клавдия Фемистоклюсовна?
– Вроде историю, Марфа Васильна!
– Так и есть. Историю. Пенсионер уже несколько лет. Была сестра, мать, я смутно их помню. Остались племянники, Геннадий Геннадьевич и Владимир Геннадьевич. Всю жизнь живут в Москве и ничего собой не представляют. Приезжали редко, не каждый год. Ни про каких других родственников я ничего не слыхала. А вы, Клавдия Фемистоклюсовна?
– Так и я ничего, Марфа Васильна!
– Значит, можно считать, что их нет. Похоже, дело не в родственниках.
– Что-то должно было случиться накануне, – вдруг сказал Юра. – Совсем недавно. Только что?
– Почему вы думаете, что накануне, Юра?
– Потому что его жизнь никак не менялась с годами. – Он достал из кармана сигареты, но закуривать не стал, тихонько положил пачку на стол рядом с собой. Бабушка покосилась на пачку. – А это самое привидение, которое его пугало, появилось совсем недавно, три или четыре дня назад. Незадолго до этого что-то должно было произойти. Что-то такое, что вызвало появление этого призрака, так сказать.
– Ну, мы вряд ли сейчас сможем это установить, – заметила Анфиса. – Мы его совсем не знали.
– Пионеры к нему ходили, – вставила Клавдия и деликатно высморкалась в свой грандиозный платок, – он их учил, что ли! Я сколько раз видала – идут!..
– Какие сейчас пионеры, Клава?!
– Да откуда мне знать?! Ребята какие-то из Аксакова! Идут себе и идут. Прошлой осенью меня увидели и давай кричать, – а я яблоки только собрала! – бабка, мол, угости яблочком! Ну, я и дала. А что, думаю, не дать? Не дам, думаю, так они еще, черти, сами за ними полезут! Ну, они набрали яблок в эти рюкзаки свои страшенные и дальше пошли. К нему, видно.
– Юра, – распорядилась Анфиса, – нужно выяснить, какие именно пионеры приходили к Петру Мартыновичу и зачем! Наверное, для этого вам придется съездить в школу.
Юра кивнул, как бы признавая за ней право распоряжаться.
– А дверь? – задумчиво спросила Марфа Васильевна сама у себя. – Дверь почему была открыта? Кого он мог впустить и когда? И почему на ночь глядя? Или он впустил днем?
– Нет, не получается, – тоже задумчиво сказал Юра, – если днем, то как он оказался в постели? Да еще в пижаме?! Вряд ли он пустил кого-то на ночлег. Как правило, у него никого никогда не бывало, если мы… не ошибаемся. Если он, допустим, встал и открыл дверь, то вряд ли его удалось бы так просто задушить. Если человек не спит, он должен сопротивляться, когда его душат, правильно я понимаю?
– Ну, если только он не мечтает, чтобы его задушили, – невозмутимо заявила Марфа Васильевна. – Клавдия Фемистоклюсовна, поставили бы вы чаю, право слово! Самовар совсем холодный!
– Конечно, поставлю. Господи, и печенье! Я же печенье испекла! Что ж вы молчите, Марфа Васильна, если вы этим печеньем всю плешь мне проели, когда я пекла-то! Вредно для фигуры, потолстеем! Подождите, подождите,
