сказать?! А если бы мы… она не догадалась? – Рыжая снова кивает на меня. – Фактически… она спасла твою… подружку от смерти. Если бы не её вечное упёртое стремление во всё засунуть свой нос и разобраться, Курёнка сейчас уже жрали ли бы черви.
Он хмурится и вглядывается в лица каждого из нас. А я краснею от такой поддержки.
– И к тому же, орехов она могла нажраться в любой другой день и набрать их своими руками. Хотя это вряд ли – в лесу нужно уметь ориентироваться, рисковать попасться на глаза крупному животному или… не животному. И думать там надо хорошо, а не хитрить.
Во мне бушует такая мощная эмоциональная буря, что я понимаю только отчасти глубокий смысл сказанного. Больше даже как намёк, потому что всё то, что Рыжая вменяет сейчас Цыпе, станет мне очевидным позднее. Я не умею видеть людей насквозь, а вот у Рыжей, похоже, в этом талант. И я даже начинаю немного её опасаться.
– Хорошо, что у тебя нет аллергии на моллюсков, – стараюсь увести разговор в другую сторону.
– Не знаю, – пожимает плечами Цыплёнок. – Может, и есть. Я не знаю.
– Ну, не было же в тот вечер, когда мы все их ели?
– А я не ела.
Главный, уже успевший повернуться к нам спиной, чтобы ретироваться по своим делам, останавливается, как вкопанный. Рыжая тоже аж уши оттопырила. И все мы получаем хороший такой кусок романтики от нашего группового любовного торта:
– Я отдала свой Альфе.
Меня начинает подташнивать.
– Как это? Ты отдала ему тот… большой. А маленький разве не съела?
– А маленький кто-то стащил, пока я жарила у костра большой.
– То есть, ты моллюска вовсе не ела? Так? – уточняет, нахмурившись, Рыжая.
– Так.
И он, наконец, оборачивается. В его глазах… тепло.
– Если б я не знал, как ты отреагировала на орехи, сейчас бы отругал тебя за этот поступок. Свою еду НИКОМУ отдавать нельзя! НИКОМУ! Если хочешь выжить. Пойдём, у меня кое-что для тебя есть.
И они уходят туда, где у него кое-что для неё есть. Не держатся за руки, но их ладони находятся так близко, словно они хотят, но не решаются при всех это сделать.
– Спасибо, что поддержала, – говорю Рыжей.
– Да ладно! – хмыкает та. – За вами так забавно наблюдать. Такой цирк!
Я снова не понимаю, о чём она. Но это, в общем-то, обычная вещь. Когда дело касается Рыжей, такое со мной часто случается. И, подозреваю, не только со мной.
Невзирая на всеобщую истерию по поводу рюкзаков, Главный объявляет, что их раздача будет проводиться завтра при свете дня, потому что содержимое каждого персонифицировано. Никто не хочет, чтобы его личные вещи достались кому-то другому, поэтому скрипя сердцем люди соглашаются.
Ближе к сумеркам происходит неожиданное – меня на короткое время навещает сам центр нашей маленькой Вселенной. Он усаживается рядом на песок за барханом, где я прячусь от ветра и рисую пейзаж на песке. Так, балуюсь Главное, здесь ещё не так холодно, как в лесу
