слушать…
– Ты моя сестра, – подумал он. – Мы не можем…
– Не можем – что? – подумала Ребекка. – Отец хотел, чтобы мы…
– Он не мог…
– Мы его еще не понимаем, Михаэль. Он знал, что делал и что хотел сделать с нами, а мы еще не понимаем, но он точно хотел, чтобы мы были вместе, ты и я…
– Откуда ты…
– Я знаю. Я чувствую.
– Я люблю тебя…
– Да… Да…
– Мать, – сказал Михаэль – на этот раз не мысленно, а вслух, лицо Ребекки было так близко, что он не видел его, все расплывалось перед глазами, будто туман из сада проник в комнату через распахнутое окно, – мать решила не подписывать бумагу, и мы с тобой не сможем…
– Она откажется от двух миллионов? – удивилась Ребекка.
– Она сказала, что мое будущее ей важнее денег, а она считает, что…
– Я знаю, что она считает, – перебила Ребекка, – об этом несложно догадаться. Но от денег она не откажется. Послушай, Михаэль, ты до сих пор веришь каждому слову своей матери?
– Она всегда делала то, что говорила, – пробормотал Михаэль.
– Ты сказал ей, что…
– Я проговорился, – виновато произнес Михаэль. – Случайно. Понимаешь, я так привык все ей рассказывать…
– Зачем?
– Не знаю. Как-то это получается… само. Были у меня только две тайны, которые я… Сегодня я и это ей выболтал. Не знаю почему.
– Я знаю, – сказала Ребекка. – Потому что ты порвал с прошлым. И то, что с тобой случилось в прошлом, там должно было и остаться.
– Не понимаю…
– Неважно. Если Селия откажется подписать бумагу…
– Да, что мы сможем сделать?
– Папа убедит ее не делать глупостей.
– Папа? Что ты хочешь сказать?
– Я так чувствую. Чувствую, и все. Ты не поймешь, я и сама не очень… Давай помолчим. И об этом, и обо всем.
– Хорошо, – сказал он.
И они молчали. Мысленный разговор продолжался, но нет никакой возможности связно изложить его на бумаге, потому что одновременно звучали тысячи слов, в том числе и таких, какие не существуют ни в одном языке, это и не слова были, а понятия, и не понятия даже, а целые миры, вмещавшиеся в интервал между вдохом и выдохом.
Туман, заполнивший комнату, то концентрировался, принимая форму человека с большой головой и длинными руками, цеплявшимися за стены и мебель, то растекался по стенам и полу, а на потолке в это время вспыхивали бледные искорки, быстро перемещавшиеся с места на место. Туман играл пространством, и Михаэлю казалось, что комната сжимается, стены начинают давить на плечи, а потом туман сыграл какую-то штуку со временем, и сразу наступило утро, солнце вспрыгнуло на подоконник и гневно хлестнуло лучами по глазам,
