то, что написали о нем его соперники. Такое впечатление, будто Сарпонг сказал истории: «Никаких комментариев!» Все, что вы читали о нем в интернете, – сплошные догадки. Мы просто не знаем о его жизни достаточно, для того чтобы понять, что означают его работы.
– Вы защитили докторскую диссертацию по истории искусства и среди тех, кого я знаю, разбираетесь в живописи лучше всех. У вас должны быть какие-нибудь мысли.
– Среди ваших знакомых есть тот, кто разбирается в живописи лучше меня, – усмехнувшись, сказала Перри.
Внезапно Ярдли ощутила прилив тошноты. То же самое ощущение возникает, когда пытаешься читать в быстро едущей машине. Практически головокружение.
Перри права. У Эдди Кэла было такое понимание работ других художников, какого Ярдли больше ни у кого не встречала. Казалось, картины были окнами, позволяющими ему заглянуть в сознание автора.
– Не может быть и речи о том, чтобы узнать его мнение на этот счет.
Шумно выдохнув носом, Перри какое-то мгновение внимательно изучала Ярдли.
– Вы вся словно сияете. У вас в душе есть боль, это очевидно, но она только добавляет вам привлекательности. Мне хотелось бы как-нибудь вас изваять…
– Помогите мне поймать этого извращенца, и тогда можете ваять меня сколько душе угодно.
– Боюсь, тут я мало чем смогу вам помочь, – усмехнулась Перри. – Для меня картины Сарпонга – потемки. Я вижу только мучения и смерть. На мой взгляд, эти сцены никак не связаны между собой, если не считать того, что все жертвы одеты в черное и обмотаны бинтами. Если б вы спросили мое мнение как эксперта – скажем, для обозрения в журнале, – я бы сказала, что художник передает на холсте образы, похищенные из кошмарных снов, жутких, чарующе-таинственных и одновременно парадоксальным образом знакомых и привычных. Это позволяет предположить, что художник выражает не только свой собственный кошмар, но коллективный кошмар всех людей как биологического вида. Свидетельством чего является тот факт, что многие психотерапевты вешают копии этих картин в своих кабинетах.
– Ну, а ваше настоящее мнение?
– Мое настоящее мнение – Сарпонг был сумасшедшим, и его картины – бред безумца. В них нет никакого смысла. Извините, но вы не найдете того, кто совершил эти преступления, пытаясь увидеть какой-то скрытый смысл в этих картинах. То, что в них видит преступник, он сам создал в своем воображении.
Ярдли убрала телефон.
– Благодарю, что уделили время.
Когда она уже встала и собралась уходить, Перри сказала:
– Возможно, оно того стоит.
Ярдли обернулась.
– Джессика, возможно, вам стоит его навестить.
– Уже навещала. Два года назад, по другому делу. И это едва не окончилось моей смертью.
Кивнув, Перри закинула ноги на стол, звякнув белыми каблуками о стекло.
– Вы ведь хотите спросить, был ли у нас роман, так? Я знаю, что вы еще тогда хотели это знать.
– По-моему,
