вдруг осенило! Раскопки в развалах газет и журналов увенчались успехом. На свет была извлечена «Работница» с иконой Михаила Архангела на одной из страниц.
Аккуратно вырвав образ, Сева умиленно обратился к блатным:
– Смотрите, это Сергий Радонежский. Ваш святой!
– И чего? Соскочить хочешь? – Бубен всегда старался смотреть в суть проблемы.
– Я?! Нет… – замялся Заяц. – Просто, если я погибну, папа не переживет. И на вашей совести будут две смерти. Нельзя, грех большой.
– Ты когда это верующим стал? – поинтересовался Алтын, аккуратно снимая с ножа пластиковую стружку. – Заяц, ты от греха подальше засухарись до утра, а то вскроем тебя не по расписанию.
После отбоя потушили свет. Зэки завалились на койки, в полудреме топчась по музыкальным телеканалам. Сева, дабы не раздражать общество, тихохонько сидел за столом в засаде на спящих сокамерников. Он твердо решил не смыкать глаз, угроза Алтына звучала как приговор. Взбадривал себя Заяц методичным уничтожением недельных запасов растворимого кофе и курева. Храп, раздавшийся сверху, стал для него сигналом к действию. Достав из баула блокнот, Сева судорожно вырвал страницу и крупными буквами написал: «Утром камера вскроется, заблокируют дверь, вызовут прессу. Меня хотят убить! Помогите!!!»
Засунув маляву в кальсоны, Заяц с кружкой направился к шипящему чайнику, руки ходили ходуном, но кофе на этот раз в его планы не входил. Налил кипятка, сжал зубы, зажмурился и плеснул на руку.
Сева взвыл благим матом, камера проснулась, вертухаи застучали в тормоза.
– Позовите, пожалуйста, врача! Я сильно руку обжег! – промычал Заяц, прижавшись щекой к штифту.
– А ну-ка иди сюда! – Сонный Бубен заподозрил подвох. – Давай сюда руку!
Все было взаправду. В натуральности ожога и искренности страданий Севы сомневаться не приходилось. Таких последствий от членовредительства не ожидал и сам пострадавший.
– Иди отлей на руку, дебил, – участливо посоветовал Бубен. Заяц послушно пошкандыбал на дальняк.
Через десять минут «кормушка» отвесилась, в проеме замаячила медичка.
– Что у вас произошло? – Доктор недоуменно поморщилась от запаха покалеченной руки.
– Ошпарился, доктор! – прокартавил Сева, здоровой рукой незаметно просовывая в «кормушку» записку.
– Сам ошпарился? – скинув маляву в карман халата, недоверчиво уточнила врачиха, брезгливо натягивая перчатки.
– Сам, сам, – облегченно вздохнул Заяц. – Случайно получилось.
Обработав сваренную руку, медичка удалилась. Сева, распечатав очередную пачку сигарет, направился к дубку.
– Стоять! – заорал Бубен. – Куда пошел?
– В смысле, Серега? Чего ты? – залепетал Заяц.
– Тыкни кобыле под хвост! Все, теперь живешь у тормозов.
– Почему? – Сева начал заикаться.
– Зафаршмачился, народный целитель, сам себя обос…
– Ты
