быть применены нормы гражданского законодательства о злоупотреблении правом (ст. 10 ГК РФ, ст. 4 Закона от 27 декабря 1991 г. № 2124-I «О средствах массовой информации» и т. д.). В связи с этим отсутствуют веские основания принимать столь репрессивный подход, изложенный в комментируемом определении ВС РФ, допускающий проверку субъективных мнений и суждений на предмет их оскорбительности.
Еще одним обстоятельством, свидетельствующим о преждевременности восприятия «новаторского» подхода, предложенного ВС РФ, является то, что сама практика ВС РФ по данной категории дел является не только неустоявшейся, но и в принципе противоречивой. В самом упоминавшемся Обзоре от 16 марта 2016 г., в п. 6 которого ВС РФ впервые допустил принципиальную возможность установления порочащего характера субъективного мнения, содержатся и прямо противоположные разъяснения. Так, в п. 5 Обзора указывается, что «суду надлежало установить, являлись ли выражения в статье, высказанные конкурсным управляющим, утверждениями о фактах либо высказывания ответчика представляли собой выражение его субъективного мнения». Также в одном из последних отказных определений ВС РФ отмечается: «В комментарии изложено мнение о принципиальной возможности отчисления студентов, что не является порочащими сведениями. Артеменко Н.А. не указывает на нарушение заявителем конкретных норм действующего законодательства, в том числе статьи 29 Конституции РФ, каких-либо фактов, которые бы порочили честь и достоинство как университета, так и его ректора, в оспариваемых фразах также не содержится, они содержат лишь оценочное мнение (курсив наш. – А.У.)»[9].
Заключительные ремарки. Можно видеть, что в настоящее время практика ВС по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации, переживает серьезные колебания, меняя консервативный вектор на более либеральный и наоборот. Представляется, что, формируя и развивая законодательство и судебную практику в области реализации свободы выражения мнения, и законодателю, и правоприменителю необходимо исходить из абсолютного приоритета принципа личной автономии[10].
На практике оказывается, что в нормах Конституции декларируются отдельные свободы, однако они оказываются «заблокированными» действием специального законодательства и консерватизмом судов (во многом поэтому президент США Ф. Рузвельт называл конституционное право «настольной лампой без шнура»). В любом случае гражданское законодательство не должно носить карательный характер, ограничивая конституционные свободы, поэтому не может быть принят подход, в соответствии с которым нормы частного права, исторически определявшие сферу личной свободы человека (в том числе в области защиты чести, достоинства и деловой репутации), использовались бы вопреки их социальному назначению, неоправданно сужая свободу выражения мнения[11]. Остается выразить надежду, что суды будут с большой осторожностью относиться к новым веяниям в практике
Определение ВС РФ от 22 мая 2017 г. № 307-ЭС17-4724.
См.: Sadurski W. Freedom of Speech and Its Limits. P. 16 et al.
Именно поэтому прав Н.В. Витрук, утверждая, что «конституционные и отраслевые права личности – два вида прав, неразрывно связанные между собой. При этом конституционные права и свободы занимают особое место в системе прав личности, так как они составляют юридическую базу для всех остальных правоположений в этой области. Конкретизация конституционных прав личности системой ее отраслевых прав (и обязанностей) не умаляет самостоятельности содержания и реализации тех и других» (Права личности в социалистическом обществе / отв. ред. В.Н. Кудрявцев, М.С. Строгович. М., 1981. С. 93 (автор главы – Н.В. Витрук)).
