жизнь уверяли, что принц не несет ответственности за детские проделки, отчего ему становилось только хуже. Скажу, что думаю. Честно и без расшаркиваний.
– В восемь лет стоило бы соображать, что магия не игрушки, – припечатала я. – Главные дураки тут придворные маги, особенно архимаг. Тащить опасную древнюю штуковину в резиденцию и охранять так плохо, что к ней пробираются дети… Безопасность на уровне!
– Веришь в безопасность? – Похоже, виной Герман делиться ни с кем не хотел. – Не существует преград, которые нельзя при желании обойти. А архимаг был не нянька, а библиотекарь.
Архимаг с раскопок – Юстин?.. Неожиданно. Как и то, что он головы за недосмотр не лишился. Но имелись вопросы поинтереснее.
– Тот ошейник не дал подсказки, как все исправить? Остаточные эманации от чар не сразу развеиваются.
– Его изучали, без толку. Уничтожили потом, насколько мне известно. А главные дураки – те целители, что додумались перекинуть проклятие! Отцу не следовало соглашаться. У нее было бы не десять лет, а побольше.
– И сейчас вы оба были бы мертвы. Он мог спасти хотя бы одного ребенка, пришлось выбрать кого.
Герман стукнул по столу, заставив лежащее на нем подпрыгнуть. Удивлюсь, если он руку не отбил. Поморщился, но, по-моему, не от физической боли, и отчеканил по слову:
– Это. Был. Неверный. Выбор.
Поставил локти на ворох бумаг и уронил лицо в ладони.
– Я туда полез, я и должен был принять последствия. Говорил им всем, когда очнулись, что моя затея была и Анельку ругать и наказывать не надо. Наказали так наказали… Ни за что. Правильно ненавидела меня после.
– Кто-то и сам неплохо справлялся, – заметила я.
– Ты не понимаешь, что с ней стало. Она была уже не она. То проклятие… не только тело убивает. Еще и все человеческое: любовь, жалость, способность сопереживать. Анелька старалась, очень. Сохранить что-нибудь, любые светлые чувства, и иногда у нее получалось. – Герман отнял ладони от лица. – Не со мной.
Полагаю, она не стеснялась доносить до брата мысль о том, что лучше бы сдохнуть ему. Вряд ли всерьез намеревалась довести его до самоубийства, однако почти преуспела. Да там и без того чувства вины хоть ложкой черпай. Нельзя так оставлять.
– Я понимаю больше, чем тебе кажется, и вот что хочу сказать… – Я шагнула к столу, встала перед ним. Герман выпрямился, испытующе глядя в глаза. – Хватит ныть.
Он поджал губы.
– Да, натворил дел. Серьезных. Былого не воротишь. Ее фактически приговорили, чтобы ты жил. Цени полученный шанс. А ты тратишь его на что? Попойки, драки и издевательство над магами из охраны. Может, поэтому Анелия тебя и ненавидела, а? Видя, как распоряжаешься жизнью, которую у нее забрали.
– Я этого не просил!
– Но получил. Заканчивай жалеть – себя, ее, о прошлом. Если докажешь отцу, что он ошибся в выборе, кому-то легче станет? А мать, кроме дочерей,
