Дж. Коркмасова и М. Скаковской (Константинополь, 1919)
III. Русский в Константинополе
Нижняя палуба, на которой Зданевич переправлялся через Чёрное море, была набита человеческими телами до такой степени,
…что совершавшие службу матросы, пересекая её, ходили просто по людям, которые только в том случае выражали некоторое неудовольство, если матросские ноги попирали по недосмотру чьё-либо лицо. Но жутким было вовсе не то, что мы лежали вплотную, не располагая почти никакой свободой, а что, за исключением меня и ещё одного-двух неудачников, лежачими были военнопленные турки, два с лишним года странствовавшие между Сибирью, где вымерзали они в лагерях, и Батумом, где окончательно износившимся, изъеденным чахоткой и покрытым язвами и вошью больным уделили наш «Арго»54.
Не исключено, что на судне писатель действительно познакомился и много беседовал с бывшим военнопленным турком, фигурирующим в повести под именем Мусы Саида и прозвищем Белобрысого, а в романе – под именами Алемдара, Изедин-бея, Мумтаз-бея, Белоусова и даже Синейшины, имени, возникшего из прозвища павлина в ранней редакции хлебниковского «Зверинца». Этот таинственный персонаж без трёх пальцев на руке, о котором Зданевич рассказал Виктору Шкловскому, впервые появился в раннем варианте повести «Zoo, или Письма не о любви» (1923)55. В прозе Зданевича синеглазый и светлобородый турок, являющийся непременным антагонистом главного героя, возникает раньше всех прочих и, как настоящий бес, обнаруживает своё присутствие вновь и вновь в разных главах, оказываясь и зятем главного имама мечети Айя София, и эмиссаром альтернативного правительства Мустафы Кемаля, заседающего в Ангоре (Анкаре), и офицером турецкой контрразведки, в кругу беженцев выдающим себя за русского.
Турок. Фотография лейтенанта Э. Дж. Хорна. 1923
Пароход Зданевича, следующий через Трабзон, вошёл в Босфор в середине ноября 1920 года, как раз в те дни, когда туда начали приходить суда с остатками разбитой в Крыму врангелевской армии и с гражданскими беженцами. Крымские порты в общей сложности покинули 126 судов, на которых, по разным оценкам, было от 136 до 160 тысяч человек – количество, сопоставимое с численностью белых офицеров, солдат и казаков, представителей дворянства и духовенства, казнённых в красном Крыму в период с ноября 1920-го по апрель 1921 года56.
Солдаты на перегруженных кораблях находились в ужасающих условиях. Зданевич и в повести, и в романе примерно одинаково описывает свои впечатления:
…при виде тех палуб мне показался постыдным мой ропот на давку и недостаток удобств у нас, обилие вшей и калек. Каким просторным казался теперь наш класс! Мы лежали вплотную, но лежали, когда хотели, и могли кое-как двигаться, на судах напротив солдаты стояли, но так, что если бы один из них пожелал лечь, или сесть, или повернуться хотя бы, он бы не смог, точно людей этих привязали верёвками бортов
См.: там же. С. 56.
На этот факт мне указал Р. Гейро.
По данным, приведённым в недавнем исследовании белой эмиграции, это было от 117 до 170 тыс. человек, см.:
