здравствуй, Василиса Прекрасная.
Да ладно, мы же не будем опять играть в эту детскую игру? Пора бы вырасти, братец.
– Как жизнь в столице? – Он вошел в кухню и остановился, привалившись голым плечом к холодильнику.
– Спасибо, прекрасно! – сухо ответила я и перевела взгляд на Максима Григорьевича. – Я бы не хотела вас стеснять, может, я сразу поеду на квартиру?
Однокомнатная квартира на другом конце города была подарком мне к совершеннолетию и памятником тому, как я не ужилась кое с кем под одной крышей.
– Васенька, тебя не было так долго, и мы решили сдать ее, чтобы она не пустовала. Я не смогу попросить квартирантов съехать раньше, чем через месяц, – немного смущенно ответил мужчина.
– А что, разве в доме из девяти комнат тебе тесно, сестренка? – Арсений полез в холодильник и вытащил сок.
Повернувшись ко мне, он стал пить прямо из пакета, не отпуская мой взгляд, и я видела, как двигается его горло, проталкивая внутрь холодную жидкость. Я сразу отвернулась, отгораживаясь от воспоминания, как видела этот дергающийся кадык прямо над моим лицом, и тогда это не имело никакого отношения к питью.
Перед этим что-то мелькнуло на его лице, какая-то мимолетная гримаса, смысл которой я уловить не успела и не собиралась об этом думать.
– Да, действительно, Васенька, – поддержал отец сына. – Мы не стесним друг друга. Мы с Арсением почти весь день на работе, возвращаться будем только поздно вечером. Ты тут сама себе хозяйка будешь.
Арсений обошел стол и встал у меня за спиной. Отчего у меня немедленно возникло ощущение тревожащего прикосновения на затылке, медленно стекающего вниз по спине.
– Ладно. Думаю, я вполне могу остаться и здесь. Могу я занять мою старую комнату? – поднялась я, спеша избавиться от напрягающего меня присутствия «любимого» родственничка.
– Почему ты спрашиваешь? – искренне удивился Максим Григорьевич. – Мы ничего не трогали с тех пор, как ты уехала. Все на своих местах. Иди, прими душ и отдохни.
– А когда мы к маме поедем?
– Я звоню в больницу каждый час. Она пока в реанимации, а туда не пускают. Мне даже не позволили посмотреть от двери. Но я им заплатил хорошо, Васенька, они будут тщательно за ней ухаживать и, как только будет можно, позвонят нам сами даже среди ночи.
– Спасибо, дядя Максим, – сказала я, и он болезненно поморщился.
– Не понимаю, за что ты меня благодаришь. Ведь это я не уследил за моей Мариночкой. – Широкие плечи мужчины вздрогнули и бессильно поникли. – Я не знаю, как я… если она.
Вид этого всегда твердого, как скала, мужчины, который стал опорой для нас с мамой в самый тяжелый момент нашей жизни, подействовал на меня, как удар в грудь. Видеть его сломленным – по-настоящему страшно. Если даже он так напуган, то что же делать мне?
Повинуясь
