«мёд из реки зачерпнуть». Прочитав эти грустные строки, понимаешь, что все развратные советы, данные ранее, лишь показывают, насколько глубоко падение и почти необратимо моральное разложение нашего общества. «Наука любви» является одновременно и сатирически злой зарисовкой современных нравов, и нежной элегией об утраченных нравственных идеалах прошлого.
– Значит, ты полностью оправдываешь её появление и популярность? – спросила Элевтерия, испытующе глядя на сенатора.
– Такое произведение, особенно адресованное юношам, как говорится в его официальном заголовке, может быть очень опасным. Вследствие отсутствия опыта молодые люди не смогут воспринимать его как сатиру, а примут всё за чистую монету и будут считать его руководством к действию. Овидий Назон – гениальный, но очень противоречивый поэт. Мне не нравится его желание раздвинуть рамки дозволенного. Его искусство принесло ему много славы и денег. Все преклоняются перед его талантом, поэтому он возомнил себя «звездой» и думает, что правила приличия существуют для всех остальных, но не для него. Я думаю, что, издавая скандальное произведение, он бросил дерзкий вызов обществу для того, чтобы звезда его славы горела ещё ярче. Такое тщеславие предосудительно. Ну, хватит об Овидии. Что ещё ты читаешь, кроме него? – поинтересовался Вар.
– Я люблю читать Записки о галльской войне Цезаря. В этом объемном сочинении есть много интересной информации о землях и народах Галлии и Германии. Я люблю узнавать что-то новое о дальних краях. Кроме того, меня восхищают краткость и ясность стиля божественного Юлия.
– Не может быть! – в свою очередь удивился Вар. – Не могу поверить, чтобы романтичной семнадцатилетней девушке нравился бы скучный, сухой слог сурового военачальника.
– Я такое же исключение из правил, как и ты. Никогда бы не подумала, что кто-то, настолько близкий к императору, который известен своим строгим кодексом морали и нравственности, читает эротические произведения Овидия.
– Ты права. С возрастом император стал чрезмерно щепетильно относится к любовным отношениям. Сейчас даже трудно поверить, что молодой Октавиан был ужасным распутником, – тихо прошептал Публий, наклонившись к уху девушки. Элевтерия невольно вдохнула сладко-пряный аромат майорана и нежно-лимонное благоухание вербены, исходившие от его волос и кожи. Её щёки залились краской, и она опустила глаза, то ли от скандального откровения, то ли от того, что мужчина нескромно вторгся в её личное пространство. Однако он приблизился к ней лишь на короткое мгновение, быстро выпрямившись и отступив на почтительное расстояние.
– Знаешь, это уж слишком! Я думаю, что я просто обязана передать моей матери это крамольное высказывание, которым ты только что осквернил мой слух. Моя мать передаст его своему дяде, которого ты, очевидно, считаешь распутником и лицемером, и нашей свадьбы не будет, а для твоей
