куда-нибудь попасть, но возвращалась на прежнее место. Я не осознавала, сказала я, что для ориентации в пространстве так нужна вера в движение вперед и в то, что позади всё останется в неизменном виде. Я прошла по всей окружности здания в поисках того, что сразу находилось совсем рядом, – эта ошибка была, по сути, гарантирована, потому что источники естественного света в здании скрыты размещенными под углом перегородками, и повсюду царит почти полная темнота. Другими словами, увидеть свет издалека здесь нельзя – его можно разве что случайно обнаружить через больший или меньший отрезок пути; то есть ты понимаешь, где находишься, только уже оказавшись на месте. Я не сомневаюсь, что именно за эти метафоры архитектор получил множество премий, но он явно считал, что у людей недостаточно своих проблем или, по крайней мере, что им нечем заняться. Глаза издателя округлились.
– Если уж на то пошло, – сказал он, – то же самое можно сказать о романах.
На вид он был человеком тщедушным, по-щегольски одетым в пиджак и полосатую рубашку, с аккуратно зачесанными назад льняными волосами и очками геометрической формы в серебряной оправе; от него пахло свежевыглаженным бельем и одеколоном. Из-за худобы он казался еще моложе, чем был на самом деле. У него была очень светлая кожа – у манжет и воротника она выглядела такой белой и гладкой, что казалась пластиковой, а его бледно-розовый рот был маленьким и пухлым, как у ребенка. Он занимает руководящую должность в издательстве уже полтора года, сказал он, а до этого работал в сфере продаж. Некоторые удивлялись, что одно из самых старых и титулованных издательств страны было передано в руки тридцатипятилетнего продажника, но, поскольку ему удалось в такие короткие сроки спасти издательство от банкротства и добиться того, что нынешний год обещает стать наиболее прибыльным за долгую историю компании, критики один за другим поутихли.
Пока он говорил, с его лица не сходила легкая улыбка, а светло-голубые глаза за стеклами очков искрились мягко, как блики на воде.
– К примеру, – сказал он, – еще год назад я бы не смог утвердить подобную книгу. – Он поднял книгу с моей фотографией не то обвинительным, не то триумфальным жестом. – Грустно то, – сказал он, – что даже наши самые прославленные писатели впервые за десятилетия получили отказ. Ну и стонов же было, – сказал он, улыбаясь, – как будто страдающие звери ревут из смоляной ямы. Некоторые считали, что это их право – писать что вздумается вне зависимости от того, хотят ли это читать другие, и при этом из года в год печататься, – и не смогли смириться с тем, что оно было поставлено под вопрос. К сожалению, – сказал он, едва касаясь тонкой стальной оправы своих очков, – кое-кто забыл о вежливости и даже потерял над собой контроль.
Я спросила, что, кроме отказа от невыгодных литературных произведений, способствовало возвращению компании к финансовой стабильности, и он улыбнулся шире.
– Своим успехом мы обязаны судоку, – сказал он. – На самом деле я даже сам им увлекся. Конечно, кто-то
