же было совершенно не понятно, как при такой «росписи» служить и, главное, как в таковых условиях готовить самых что ни есть важных пулеметных спецов, командиров расчетов и наводчиков, которых школа, собственно, и выпускала? И – ведь он уже как бы третий командир в части. Что же, оба предыдущих очевидных несуразностей на замечали, а если и замечали, то – как выпутывались?
По штату в отряде предполагалось иметь 30 отделений. Как в пехоте, по 11 нижних чинов с унтер-офицером, что приближало количество «штыков» к двум стрелковым ротам. Однако же строевых офицеров было всего чуть больше чем на одну. В «излишке» оказывались только один субалтерн и заместитель по технической части, никем кроме десятка оружейных мастеров в чинах от младшего унтер-офицера до фельдфебеля не командующий. Это и был почти что весь постоянный состав школы.
Далее. Отделенными командирами назначались младшие унтер-офицеры и даже ефрейторы, но – из числа обучаемых, то есть состава переменного. В пехоте четыре отделения составляли взвод, и им командовал старший унтер-офицер. Здесь же «учебный взвод» составляло десять – десять! – отделений под командой поручика. По опыту службы Рыков знал, что полуротой поручик может управлять только с помощью ротного фельдфебеля и опытных взводных, никак не иначе. Именно что управлять. А уж как один-единственный поручик, пусть и самый великолепный специалист, мог бы в одиночку чему-либо обучать аж сто двадцать человек – двенадцать полных пулеметных расчетов – было решительно не ясно. Даже если десяток «техников» поделить на трое и придать их повзводно, то все равно на каждого получится по три пулеметных расчета. Но «технари» могут помочь только с обучением в обслуживании оружия, не более. А собственно стрельба? Дальномерное дело? Передвижение по полю боя, выбор позиции и прочая тактика?
Очевидно: получить хороший «кадр» в таких условиях нельзя. Невозможно, так сказать, технически. И – что же делать?
Легко и просто новые должности занимают только люди, прямо сказать, глупые и недалекие, карьеристы в худшем значении данного слова. При этом о службе не думающие и немного о ней знающие.
На памяти Рыкова о карьеризме или же офицерском честолюбии лучше всего высказался генерал Драгомиров: «Это, господа офицеры, как хер: не иметь его офицеру никак невозможно, но и публично демонстрировать никак нельзя» …
Выходов было ровно три. Первый – оставить все как есть. Обучение в отряде длится шесть месяцев, сейчас оно практически на половине. Присмотреться, поправить кое-что по мелочам, и – пусть все идет как идет. Недостатки у выпускников будут в войсках непременно вскрыты, пойдут рапорта и прочие бумаги, но в ответ им возможно, и не без успеха, выдвигать иные бумаги с объяснением местных трудностей, описанием недостатков присылаемых для обучения нижних чинов, несовершенством учебных программ, рапортовать о предпринятых мерах и так далее. Таковым образом можно не только надолго остаться в должности, но и – ох Рассея-матушка! – прослыть
