который, как считалось, станет свидетельством его таланта, он не сумел внутренне отделиться от персонажа. Ну конечно, публика радостно потешается над ним самим. Незадолго до третьего акта, в сцене, где рогоносец обнаруживает свои рога, Игорь бросился за кулисы, в спасительную тьму. Стеснительность поджидала его, чинно сидя в чулане на стульчике.
Неудивительно, что впоследствии он стал заядлым киноманом. Его скитания по кинозалам объяснялись постоянными поисками темноты. Теперь он мог часами говорить о кино, и на время этих разговоров его застенчивость улетучивалась. Он был вооружен, а значит, защищен почти безупречными познаниями. В тот вечер он без остановки сыпал сюжетами и забавными историями. И вдруг осекся:
– Я никогда про себя так не рассказывал. Надеюсь, вам со мной не скучно?
– Нет, нет, совершенно, – успокоила его Клер и неожиданно расхохоталась, но тут же спохватилась: – Это все вино! По-моему, я слишком много выпила.
Помолчав, она спросила:
– А “Небо над Берлином"? Вы смотрели?
Лента Вима Вендерса напоминала ей о Жан-Жаке, но теперь она от него отключилась. Игорь перепугался так, словно само это небо рухнуло на его киноманскую голову. Пробелы в кинообразовании вызывали у него новые приступы застенчивости.
– Э-э… Нет… нет… не смотрел, – пролепетал он.
Клер коротко пересказала фильм и заговорила о Берлине.
– Берлин, – как завороженный, повторил Игорь. Для начала романа всегда нужен город, пришло ему в голову.
Время близилось к полуночи; они почти допили вторую бутылку вина. Клер было на удивление хорошо; ей удалось утопить в алкоголе лицо Сони. Она хотела заказать третью, но владелец кафе объявил, что они закрываются. По тротуару она передвигалась довольно беспорядочно, хотя ее порой озаряли вспышки здравомыслия:
– Мне так хорошо, мне так давно не было так хорошо… И все благодаря вам, Игорь! Давайте это отметим!
– Э-э… по-моему, лучше я вас провожу домой.
Они сели в такси. Игорь был взбудоражен, как никогда в жизни; закрыв глаза, он воображал себя Джоном Кассаветисом, провожающим Джину Роулендс. Когда подъехали к дому, Клер поблагодарила его за вечер и погладила по щеке. Но вот последней фразы ей, наверно, произносить не стоило; впрочем, она была отнесена на счет опьянения и сразу забыта:
– Ты мой маленький рогоносец, – сказала она и скрылась в подъезде.
Не почувствуй он руку Клер на своей щеке, эта фраза бы его убила. Но теперь слова не имели значения.
Клер долго не могла попасть ключом в замочную скважину. Жан-Жак поджидал ее возвращения и бросился открывать:
– Ты в котором часу домой приходишь!
Она, недолго думая, пробормотала, что весь вечер утешала Сабину. Жан-Жаку сразу пришло в голову, что за этой отговоркой может скрываться мужчина. И в глубине души он возликовал.
