что он говорил?
– Вновь вызывает нас на допрос.
– И когда нам ехать? Завтра?
– Обещал ещё перезвонить.
– Получается, они продолжают разыскивать убийц. А есть ли что-то новое о преступниках?
– Сказал, мы всё узнаем при встрече. Потом я думаю, если действительно кого-то схватили бы, то весь город об этом говорил бы, да и по телеку показали бы. А сегодня никаких криминальных новостей, наверно, ничего нового у них нет.
– Грустно, почему добро проигрывает, мам? Ведь бабушка и дедушка были добрые, правда?
– Разумеется.
– Ну, а почему тогда зло до сих пор не наказано, а? Почему нет суда, и никого не везут в наручниках в тюрьму? Вон как в передачах про преступников.
– Не знаю, Алёнка.
Людмила задумалась, но взяла в руку нож и покрошила укроп. Когда последняя веточка легла в миску, добавила:
– Не нравится мне всё это. Как-то тревожно на сердце.
– Что тебе не нравится?
– Да у меня из головы не выходит этот звонок. Зачем опять всё ворошить?
– Как зачем? Надо же найти преступников!
– Что нам с тобой даст это их следствие? Воскресит отца с мамой? А может эти убийцы ходят рядом, по соседним улицам и, когда поймут, что их выслеживают, придут сюда…
– Мама не говори так, мне страшно. Может и надо их выследить, чтобы не ожидать каждую минуту удара в спину, и так всю жизнь?
– Я боюсь даже думать об этом, чтобы не накликать беду.
– Мама, так жить больше нельзя.
Они смолкли. Алёнку зацепили слова матери. Может, и правда, нечего совать свой нос куда не следует?
Ужинали молча, а когда закипел чайник, Людмила, желая успокоить явно напуганную дочь, сказала:
– Не бойся. Мы с тобой ничего не знаем и никого не обижали, нам нечего бояться, так?
– Как будто так. Но тогда получается: моя хата с краю, ничего не знаю.
– Вроде того… – ответила мама, прищурив голубые глаза.
Рабочая неделя пролетела быстро. Слова мамы попали в точку – Алёнка все дни барахталась по бескрайним просторам своих раздумий и сгрызла все ногти. Она иногда размышляла об отсутствующем родителе и о возможных путях его поиска в этой бескрайней стране. Мила не любила говорить об отце Алёны, с самого её детства уходя от вопросов, почему теперь они и стали ссориться. Но в последние три года на девочку всё больше и больше накатывалась волна неудержимого желания раскатать клубок тайн о своём отце, словно от этого зависела их дальнейшая судьба. Об окутанной вуалью неизвестности смерти дедушки и бабушки Алёна старалась больше не вспоминать.
В пятницу вечером маму из города привёз дядя Дима. Алёнка к её приезду начистила кастрюлю картошки и, когда хлопнула калитка, зажгла конфорку.
– Привет! – сказала растрёпанная после поездки на мотоцикле мама.
– Приветики! – ответила девочка.
– Мила! Куда ставить
