суд? Суд над этим существом, которое извели до потери рассудка? Ведь у нее младший брат, за которым некому будет следить, какой же тут суд? И даже если штраф… им и так жить не на что. Жизнь уже достаточно плохо обернулась для нее. Надо что-то придумать, надо срочно что-то решить, прямо сейчас».
– Знаешь, что я намерен сделать? Я вызову родителей этих двух бесстыжих и буду говорить с ними. Да, я буду с ними говорить, и очень серьезно. Я с ними так поговорю, что они забудут о любом суде. Так поговорю, что им стыдно станет за своих детей, за себя, за… Вот что! Если они только заикнутся о суде, я скажу им, что мы выдвинем им встречный иск – за моральный ущерб. На несколько миллионов, да. И еще посмотрим, кто выиграет. Весь педколлектив во главе со мной подтвердит, что на протяжении долгого времени эти две… эти две… над тобой! А ты вообще в состоянии аффекта была. Мы тебе, знаешь, что? Адвоката наймем. Грандиозного адвоката. И я буду колоссально на твоей стороне. И характеристики на тебя самые лучшие дадим, и… все, что надо будет, предоставим. Вот так я им и скажу, пусть даже и не думают о суде, вот.
– Думаете, испугаются? – девушка подалась вперед.
– Испугаются? Еще как испугаются! Побегут домой – детей своих отчитывать. Да как бы им потом второй раз в больницу не попасть!
Владимир Александрович рассмеялся, довольный собой. Лена улыбнулась – от чистого сердца. Ей вдруг поверилось, что все обойдется. А с ней так редко случалось что-то хорошее.
– Лена-Лена! Все хорошо будет, я все улажу. Улажу так, что даже о штрафе не посмеют думать, вот!
– Даже если все обойдется без суда, Вам все равно придется исключить меня, – заметила девушка и поникла.
– Это кто тебе такое сказал? – нахмурился Владимир Александрович. – Это мы еще, знаешь ли, посмотрим, да! А ты не закисай, не закисай раньше времени. Ты, Лена, лучше меня послушай. Послушай, что я тебе скажу сейчас, и, значит, намотай себе на ус, вот. Я все улажу, но! Но! Нельзя допустить ни единого подобного случая в будущем, понимаешь меня? Думаю, ты понимаешь. Вот, когда я уже буду бессилен, так это если еще раз… хотя бы еще раз… – мужчина сжал кулак и потряс им в воздухе. – Понимаешь? Это будет – ну все насмарку, грандиозно все насмарку. И ничем я уже помочь не смогу, ничего не исправлю. Я сейчас вот за тебя поручаюсь, да? Но только при условии, что в будущем, когда все малость уляжется, и они снова начнут ходить на занятия, ты должна строго сказать себе, что не видишь и не слышишь их. Смекаешь, о чем я говорю? Не то что бы там – не поддаваться на провокации, терпеть и… А больше! Сказать себе: их здесь нет. Заставить свой слух не слышать их, свое зрение – не видеть их. Исключить их обеих из своей жизни. Даже если – особенно если! – будут задирать себя. А я уверен, колоссально уверен, что будут, да еще как будут! Ты им сегодня такие козыри дала на руки! Они тебе эти козыри показывать будут до самого конца обучения. Они же не дуры, нет, они понимают, – тут Владимир Александрович постучал пальцем себе по высокому лбу, – что теперь преимущество на их стороне. Что ты теперь висишь на волоске от исключения, а твое исключение
