Лина делает пару шагов ближе ко мне, не разрывая зрительного контакта. – Каждый день старалась.
Вот же лгунья! Опять в своём репертуаре! Но должен признать: роль пай-девочки она играет сейчас безупречно. Даже не к чему придраться. Нигде фальши не нахожу.
– Каждый-каждый? – скептично усмехаюсь.
– Да. – Кладёт руки мне на плечи, взгляд спускает к губам.
Какого чёрта?!
– Ждала меня?
– Круглосуточно. – Смотрит прямо в глаза.
– Даже так?
– Даже так. И днём, и ночью. – А теперь на губы, кончиком языка проводя по своим нежно-розовым.
– Чтобы поразить?
– Поразить… и не только. – Вновь в глаза. Пристально. Подолгу.
– Соскучилась?
– Очень. – Опускает взор вниз на мою рубашку, забираясь руками под пиджак.
Где правда, а где ложь? Вы что-нибудь поняли? Вот и я нет! И думаю, что и не осилю понять, что за сбой произошел в её уникальной привычке лгать, глядя точно в глаза, пока её пальцы уверенно гладят мой торс, передвигаясь всё ниже и ниже.
Кровь за секунду вскипает в венах, превращаясь в раскалённый сплав, а разум ещё немного – и норовит покинуть чат. Но вот со внутренним зверем происходит нечто непонятное: он почему-то остаётся крайне недовольным всем происходящим.
Физически он как всегда кайфует от близости и скользящих прикосновений дикарки, но морально… что-то не так. Совсем-совсем не так. Будто он чувствует, что перед ним стоит очередная галлюцинация, а не настоящая Лина, что жуть как странно, ведь это точно она. Ошибки быть не может. Все глюки кончились сразу после проведённой с ней ночи. Так что без всяких сомнений это точно она.
– Почему ты ко мне не приходил, Адам? – и это точно Лина выдыхает возле моего рта вопрос с неподдельной грустью. – Не хотел меня видеть? – Скользит кончиком языка по губам, приоткрывая их, ладонью поглаживает мой налитый кровью орган. – Или тебе хватило одной ночи, и ты готов меня отпустить? Я больше не нужна тебе, Харт?
Она усиливает хватку на члене, заставляя меня хрипло застонать. Прижимается ближе телом, слегка смыкает зубы на моей губе и этим дразнящим укусом будто некий переключатель во мне задевает.
И, чёрт подери, тут я не сдерживаюсь: обхватываю Лину за талию, зарываюсь рукой в волосы и с глухим, отчаянным рыком нападаю на её рот с поцелуем – глубоким, требовательным, горячим, как и вся моя кожа, без слов отвечающим, что она мне нужна и никуда я её отпускать не собираюсь, и, чтоб я сдох, раскрывающим мне одну ужасающую правду, которую и близко к мыслям подпускать нельзя.
Я до смерти скучал по её губам, волосам, голосу, родинке на подбородке, изящному тельцу и маленьким ручкам, что порхают сейчас по моим плечам, массируют, сжимают ткань пиджака, спускаются ниже, вновь устремляясь туда, где всё кипит и уже давно требует её внимания. Я скучал по ней гораздо сильнее, чем думал вначале. Сильнее, чем мог себе представить. Сильнее, чем когда-либо соглашусь признать
