наконец надоело сидеть среди кусков штукатурки, как на стройке, кроме того, действие ежичков уже закончилось, и Светик предложил ей ложиться спать. Сам он уже вскоре храпел на всю квартиру, разметавшись на своем диване, Марусе же он предоставил в качестве спального места потертый матрас с байковым одеялом и подушкой, напоминавшей засаленный блин, Маруся улеглась, но все не могла заснуть: во-первых, Светик мешал ей своим храпом, во-вторых, в воздухе все еще стояла цементная пыль, и она, проворочавшись на этом неудобном матрасе до пяти утра, встала, оделась, и вышла из квартиры, даже не закрыв за собой дверь, а только прикрыв ее, потому что ей не хотелось будить сладко спавшего Светика.
Лучиано к Гитлеру относился скептически, его больше привлекала личность дуче, к которому он чувствовал большую симпатию, его также очень интересовало творчество Селина, который сейчас был очень популярен в Италии и, главным образом, как это ни странно, не среди правых, а среди левых. Поэтому, приехав в Петербург, он и позвонил Марусе, в первую очередь как переводчице Селина, ну и как журналистке, конечно, так как он очень внимательно ознакомился с ее анкетой и теперь все про нее знал.
Как журналистка же Маруся его интересовала потому, что на ЕРС, Европейской Радиостанции, вещавшей на Восточную Европу – эту радиостанцию раньше финансировали американцы, а теперь она перешла в ведение Европейского Союза, – так вот, на русской службе этой радиостанции, где он работал и которую в ближайшее время, возможно, даже возглавит, хотя сейчас об этом говорить было еще несколько преждевременно, ему был очень нужен низкий женский голос, высоких и даже визгливых у них там было более чем достаточно, а вот с низкими была проблема, поэтому, когда он услышал Марусин голос в телефонной трубке, он сразу понял, что это то, что ему надо, и решил обязательно с ней встретиться…
Все это Лучиано рассказал Марусе уже при встрече, в холле гостиницы «Невский Палас», где накануне, буквально три дня назад, боевики тамбовской группировки расстреляли известного предпринимателя Якова Шенкеля, больше известного в уголовной среде под кличкой «Ганс» – так, во всяком случае, писали в газетах, – отчего стена слева от кресел, где они сидели, была завешена плетеной зеленой сеткой с нарисованными на ней цветочками – видимо, там еще остались следы от пуль. Маруся несколько удивилась, что Лучиано начал с Гитлера, но, очевидно, на такие аллюзии его навел Селин. Она действительно год назад заполнила какую-то анкету для радио, на которую случайно наткнулась в Доме журналистов, так как, вернувшись из Парижа и очутившись в совершенно новой для себя обстановке, без денег и без работы, она хваталась буквально за все, как утопающий хватается за любой проплывающий мимо него предмет.
К моменту, когда раздался этот звонок, она уже окончательно забыла про анкету и поэтому не сразу поняла, кто и зачем ей звонит. К своему ужасу, уже в холле гостиницы, она вдруг вспомнила, что, по какому-то роковому стечению обстоятельств, до настоящего момента ни разу в своей жизни не слышала ни одной
