поросенка Наф-Нафа о том, что уже пообщался со множеством любезных поляков, которые помогли мне раздобыть кое-какие сведения о нашем роде. – Кстати, – добавляю я, – в Варшаве сейчас создают музей истории евреев. Он будет замечательный. Вот так-то.
Когда я заканчиваю свою лекцию, отец, немного помолчав, говорит:
– Тогда ты можешь спать в машине, а мы с Лео будем жить в гостинице.
– Я не собираюсь спать в машине. И вовсе не все поляки антисемиты. Нельзя стричь всех под одну гребенку.
– Да-да, – говорит отец, – а что случилось с польскими евреями, которые выжили во время уничтожения и после войны вернулись домой?
– Да, но…
– Разве их не обвинили в том, что они похищали польских детей и пили их кровь? Снова?
– Вообще-то да, но…
– Может, там не было погромов? Снова?
– Да, но…
– А в конце шестидесятых, когда коммунистическое правительство стало открыто антисемитским, все по вторилось еще раз. Ты ведь об этом знаешь?
Ну конечно, знаю. Поскольку именно тогда тесть моего дяди, который ребенком попал в концлагерь, но чудесным образом выжил, решил, что с него уже хватит, и покинул Польшу. Тем не менее я отказываюсь признать, что отец прав. Особенно потому, что эту дискуссию можно считать дополнением к бесконечному спору, который мы ведем, сколько я себя помню, и, вероятно, будем продолжать, пока один из нас не умрет. Отец утверждает, что человек зол по природе, а я отстаиваю обратное.
В защиту Польши стоит добавить, что на протяжении многих столетий она оставалась единственной страной в Европе, где евреи могли проживать беспрепятственно. И вообще, взрослый мужчина вполне в состоянии выдержать немного антисемитизма. Все-таки это часть древней традиции, согласно которой нас, среди прочего, считали виновниками таких громких событий, как:
• чума и черная смерть;
• поражение Германии в Первой мировой войне;
• неурожайные годы;
• смерть Иисуса (правда, он сам был евреем, но все равно);
• Дарфурский конфликт;
• землетрясения и ураганы (в частности, Катрина);
• все финансовые кризисы, включая последний (согласно мнению тридцати процентов опрошенных европейцев);
• все мировое зло (по словам Мела Гибсона).
Как бы то ни было, после излишне долгой дискуссии я соглашаюсь с тем, что в словах отца есть доля истины и что мы не будем спать в машине (хоть нас и не обезглавят). Отец удовлетворенно отправляется спать, а я остаюсь сидеть за компьютером, чтобы продолжить бронирование гостиниц и изучение материалов перед поездкой.
– Не засиживайся слишком долго! – кричит мне со второго этажа мама. – Вам завтра рано вставать.
– Спокойной ночи! – кричу я в ответ.
– Что ты там внизу делаешь?
– Наверняка смотрит телевизор, – доносится голос отца. – Ведь у них дома нет телевизора.
– У нас есть
