ty-line/>(Голос за сценой).
Был бы лес, а леший будет!
Предки наши крепко знали:
Если кто о том забудет,
Выйдет из лесу едва ли.
Лешему одна забота:
Человека заморочить,
Завести с тропы в болото,
Смерти страх в душе упрочить,
Серым волком рыскать в поле,
Филином ночами ухать -
По своей, чужой ли воле
Зло в крови лесного духа.
Но в семье не без урода.
В дебрях Сихотэ-Алиня
Жил позор всего их рода,
Леший – сущая разиня.
Днями пас он зайцев мирно,
Ночью лунной тихо пел,
И, с рожденья нравом смирный,
Ненавидеть не умел.
Век за веком коротая
В сумрачном своем лесу,
Леший жил, не понимая –
Кротость лешим не к лицу.
Так и жил бы вечно, мнилось,
Поживал бы, как пришлось,
Но однажды приключилась
С ним беда. И началось…
Раздается уханье филина. На поляну из-за деревьев выходит Прошка.
Прошка. Сидишь себе безмятежно? На дудке наигрываешь? Зайцев пасешь? И это в то самое время, когда каждый леший на счету?! Впрочем, чего и ждать от лесного духа, который водит дружбу с лопастами, прядет с кикиморами и ночи напролет водит хороводы вокруг костра с полевыми.
Афанасий. Постой, за что меня ругаешь? И зайцев моих напугал своим ором. Ищи теперь их по всему лесу!
Прошка. Кикимора ты, а не леший! А я еще не верил слухам о тебе, Афанасий. Что же ты? Беги, скройся в лесной чаще, затаись, как сова в дупле. Спасай свою никчемную жизнь!
Афанасий. Эй, Прошка, хочешь подраться, так и скажи. Враз дам тебе в ухо!
Прошка. В другой раз непременно. Но нынче я здесь не затем, чтобы драться с тобой. Дурная весть у меня. Дед Водяник ополчился против всего нашего рода.
Афанасий. Да ведь когда-то порешили на общем сходе: отдаются навек в безраздельное пользование лешим лес, а водяным – вода. И с тех пор мы всегда жили в мире.
Прошка. Мы, лешие, сей договор блюли строго. Крепили его тем, что приводили к омуту людей, зашедших в лес. И водяной их топил, а затем всплывал из-под воды, чтобы отблагодарить нас. Видел бы ты его тогда, Афанасий! С зеленой бородой, весь косматый, опутан тиной, то выпью крикнет, то совой – сам бы утопленник залюбовался и заслушался, будь он живой. Но вдруг все изменилось. Как будто подменили беса! Винит леших в том, что даже язык не поворачивается произнести.
Афанасий. И в чем же?
Прошка. Мол, милосердны мы стали не в меру. Забыли завет нежити и готовы простить людям все прошлые и нынешние обиды. Давно никого не кружим до смертного часа по лесу, не заводим в топь. Нет в этом правды ни на грош! Но, верь мне, леших из-за этой клеветы ждут напасти. Дед Водяник ополчит против нас всю нечисть в округе. И леших изгонят из леса с позором.
Афанасий. Окстись, Прошка! Не так-то это просто.
Прошка. Увы, Афанасий! Врагов слишком много. А наш боевой дух давно уже угас. Нам зайцы затмили белый свет. Когда-то был леший воин – теперь стал пастух. Придется лешим геройски пасть в неравной битве или бежать из лесов в города.
Афанасий. Да не бывать такому вовек! Куда я без леса? А мои зайцы, на кого я их оставлю? Дед Водяник хочет битвы – он ее получит. И еще посмотрим, кто кого!
Прошка. Молод ты еще и слишком горяч, Афанасий. Где надобно умом раскинуть, там норовишь рубить сплеча. Так недолго и сгинуть почем зря.
Афанасий. Так посоветуй, Прошка. Я знаю, ты леший ушлый!
Прошка. По всему видать, что водяной наш спятил. Здесь не палач нужен, а знахарь. Не голову ему рубить надо, а поправить мозги.
Афанасий. Так-то оно, может, и так. Но кому это под силу?
Прошка. Лесник Силантий – вот кто нам может помочь!
Афанасий. Лесник Силантий? Да сам-то ты, Прошка, здоров ли на голову будешь?
Прошка. Посуди сам, Афанасий. Лесник знает все наши обычаи и повадки. Признаю, что когда он жил в лесу, мы не любили его. Силантий как был для нежити чужаком, так и остался им. Скорее, его
