когда-то поставленной у Рейнгардта. Я много слышал насчет особенных постановок, но действительность превзошла всякие ожидания. Вообразите себе маленький городок где-нибудь в Алжире или вроде нашего Бахчисарая. Узкие-преузкие улицы. Причудливые постройки со щелками вместо окон и железными дверями. Балконы. Минареты. Наконец, на площади с фонтаном посредине – чудесный дворец пышного султана. И все это не какая-нибудь декорация, лишающаяся моментально перспективы, едва вы к ней приблизились. В дом можно войти, по лестнице можно подняться, и в лавку заглянуть. Кинематографическая драма развертывается при самой различной mise en scène, а потому и восточный городок нужно представить с разных сторон. Каждая уличка имеет свою перспективу, каждая постройка – свой характер. Но режиссер-чичероне не дает мне опомниться. В ближайшем будущем «Унион» намерен поставить большую фильму из жизни Анны Болейн (1507–1536). Для этого на противоположной стороне окраинной улицы Берлина использован огромный полевой участок, и на нем, в разных концах (вероятно, из‐за противопожарных соображений), воздвигаются разнообразные постройки. Несколько сцен происходит на улицах старого Лондона. Одна улица почти уже готова (не окрашены только дома). Деталировка ее такая же тщательная, как в восточном городе. Само собою разумеется, и художник-архитектор руководствовался больше историческими данными, чем фантазией. «История» распространена даже на мелочи. Например, улица замощена булыжником, соответствующим характеру лондонских улиц XVI века. Остальные картины служат дополнением к первой. Вот Вестминстерский собор, где Анна коронуется в 1533 году. Он поражает грандиозными размерами. Не менее внушительна арена, где должен происходить рыцарский турнир.
– И на сколько времени нужны вам такие картины? – спрашиваю я режиссера.
Он на минуту задумывается.
– Приблизительно минут на 10–15, не больше.
Десять минут! Чтобы прилично обставить эти десять минут, сонмище рабочих в течение двух недель с утра до вечера стучит, строгает, красит и штукатурит, а фирма затрачивает несколько миллионов30. Доподлинно, странное искусство, совсем в рендане XX века!
Но странности его этим не ограничиваются. Казалось бы, что после таких приготовлений сама сердцевина кинематографии – экспозиция действующих лиц – должна быть тоже исключительна. На самом деле это не так. Роль артистов в кинематографе сведена к минимуму, т. е. не представляет никакого внутреннего интереса. Может быть, этим и объясняется, что настоящие актеры ненавидят кинематограф. Актеру с тонкими нервами, живым темпераментом и душевными переживаниями там нечего делать. Кинематографу он даже в тягость. Чуть только актер разыгрался – чик! Готово. Пожалуйте следующую картину. Вот почему первачи в драме обыкновенно излишни в кинематографе, а, наоборот, статисты иногда там желанные гости31.
Все дело во внешности исполнителя и в его мимике. Съемка сама по себе берет гораздо меньше времени,
Себестоимость фильмы без артистического персонала обходится сплошь и рядом в 4–5 мил[лионов] марок. В Америке столько же долларов. (
Знаменитый Макс Линдер это блестяще доказал, когда во время своих гастролей в Петербурге выступил в драматическом скетче. Хуже трудно было сыграть! (
