что мне дадут какую-нибудь группу.
Ну, в лучшем случае – третью. Люди были на костылях, с какими-то невообразимыми опухолями, в преклонном возрасте и с таким набором болячек, что было удивительно, как они вообще еще живы. И всех их каждый год заставляют приходить на комиссию подтверждать инвалидность, предварительно собрав всю эту кучу документов. Как они в таком состоянии все это проделывают – для меня загадка!
В 10 меня, конечно, никто не принял, в 12 – тоже, и я начала волноваться, что придется приходить в другой день, потому что уже стали вызывать тех, кто по времени должен был идти позже меня, а я все сидела. Наконец, пригласили и меня. Вот тут и началась комедия с трагедией. Я не знаю более унизительной процедуры, чем прохождение МСЭК.
Врач сухо бросила, не глядя на меня:
– Проходите, садитесь!
Я по привычке прошла к стулу около стола врача. Но она рявкнула:
– Не сюда! – и указала на стул, который стоял метрах в двух от нее. Мне бы никогда в голову не пришло, что этот стул относится к ее столу. Я села. Врач, молча, листала мои бумаги. Я думала, что тут соберется действительно комиссия из разных специалистов, которые будут расспрашивать и осматривать меня. Все оказалось проще – как я поняла, решение уже было принято заранее, и документы были готовы. Но вот поиздеваться над человеком, показать свою значимость и безусловное превосходство, его зависимость от того, чего «моя левая нога захочет» – это у нас любимое развлечение людей, обличенных хоть малюсенькой властью.
В этой же комнате вела прием и другая врач, более пожилая и доброжелательная. Жаль, что я не к ней попала!
Моя «мымра», как я ее сразу окрестила, повернулась ко мне и спросила:
– Вы знаете свой год рождения? – ехидно спросила она меня.
– Естественно! 1950-й, – сказала я, не ожидая подвоха.
– А здесь что написано? – и она сунула мне в руки мой обходной лист.
А там моя заработавшаяся замша написала мне год рождения – 2011, т. е. год постановки основного диагноза. – Вы хоть проверяли или нет, что Вам тут понаписали?
– А почему я должна проверять за врачом, когда она специально паспорт требует и списывает все данные с него? – ошалело отбрыкивалась я, а сама мысленно ругала на чем свет стоит и себя, и эту «росомаху», за которой все нужно было проверять.
– Нет, ты послушай! – снова обратилась она к коллеге. – Они ей полуторную стадию поставили! Представляешь? – и она противно захихикала.
– А почему Вы не в нашем КДЦ наблюдаетесь? – снова стала цепляться она ко мне.
– Живу я в том районе. Там и лечусь! – перешла я тоже на раздраженный тон.
– Ну и что у Вас? Я что-то не замечаю у Вас признаков болезни Паркинсона. Я была лучшего мнения о вашем КДЦ!
Чувствую, что начинаю закипать. До каких же пор мне выслушивать ее язвительные замечания?!
– А Вы что, паркинсонолог? Кто разбирается, тот находит и видит! –
