style="font-size:15px;"> – Фанатический приверженец стиля! – так оценил он себя.
После чего повернулся и вышел на улицу. Я старался не отставать.
– Надо бы где-то прилично позавтракать… Но – где? – страдальчески произнес он, гениально перевирая. На самом деле: не где, а как.
– Эту проблему можно легко решить! – я сам испугался своей уверенности.
– Надеюсь, это не связано с чудовищными унижениями? – он остановился.
– Не. Не с чудовищными. Пойдем.
У деда, академика Василия Петровича, с нашей бабушкой было две дочери – моя мама и тетя Люда. Одинокая тетя Люда (жених ее погиб на войне) жила в Москве, и наша добрая бабушка часто навещала ее, чтобы та не скучала – а заодно, я думаю, бабушка отдыхала здесь от нашего многолюдного семейства. Но тут ее настигал я, приходя в гости, когда был в Москве, поскольку считал и московское место проживания моей бабушки своей вотчиной. Как же не привести с собой и любимого кузена?
И я привел Игорька в свой рай на Каляевской улице, ныне Новослободской. Игорек не видел мою бабушку с той поры, когда мы переезжали из Казани и спали у них.
Помню, как сейчас: Игорек – красивый, молодой, неугомонный, хохочущий – начинает «заводиться» еще на подходе, пританцовывая, крутя ручонками:
– Так! Отлично! Родственный экстаз! Сделаем!
И когда мы с ним (открыли соседи) вошли в коридор, коммунальный, но светлый и широкий, и вышла, радостно улыбаясь, бабушка, а за ней тетя Люда, Игорек бурно набросился на них, душил в объятиях, страстно целовал, постанывая от счастья.
– Ну хватит, хватит, Игорек! – смеясь, вырывалась бабушка. – Я уже вижу, как ты нас любишь!
И денег нам бабушка, конечно, дала – и не с какими-либо поучениями, а просто так, сияя! Я думаю, она была счастлива: хороший день, и ребята выросли совсем неплохие – видно, что не сделают никаких глупостей – а «аванс», вложенный в них, когда-нибудь отработают… И я думаю – мы не подвели.
Когда мы еще шли туда, Игорек повторял:
– Экстаз! Экстаз! Чтобы занять у родственников денег – нужен экстаз!
Но когда мы вышли от бабушки в мой любимый московский двор с нагретыми солнцем красными кирпичами, с постоянным, почти ощутимо сладким, пением из окна (знаменитый тенор) и горьким запахом мутно-зеленой полыни вдоль стен, я увидел вдруг, что и Игорек растроган.
– Какая бабушка у тебя! – растерянно, что случалось с ним редко, проговорил он. – А я боялся, думал: жена академика, встретит нас надменно, в пенсне!
– Ты забыл ее, что ли? – сказал я, почему-то смущаясь.
Женой академика я и не помню ее – развелись до моего рождения. Всегда душевной была. Не хлыщами ли мы ей показались?
– Ну все! – я взял бразды правления в свои руки. – По-прежнему – бедность, но уже не мучительная! Вперед!
Помню сияющие цветы и листья на подсвеченном витраже станции «Новослободская». Как сейчас, вижу нас, озаренных тем светом. Обожаю эту станцию
