ожил мент, – какая программа?
– «Проснись и пой», – живо ответила я.
– Ща список проверю, – загундосил стражник, – фамилия ваша как?
Антон начал медленно наливаться краснотой.
– Хренов, – моментально отреагировала я, – великий Хренов, огромная звезда, можно сказать, звездища!
– Паспорт, – меланхолично велел постовой.
– Что?!! – вытаращился гость.
– Если забыл, можно права, – смилостивился сержант.
Хренов посинел.
– Так меня еще нигде не оскорбляли! Да я везде прохожу без документов! Только взглянут раз – и все!
– На телевиденье по морде лица нельзя, – спокойно ответил дежурный, – у нас удостоверение личности требуется.
Хренов начал открывать и закрывать рот, я схватилась за рацию.
– Катя! Проблема!
– Не визжи, – ответила та, разобравшись в сути дела, – ну-ка дай трубку этому придурку.
Я сунула «уоки-токи» Хренову.
– Вас!
Антон удивленно вскинул брови, взял коробочку, поднес к носу и сказал:
– Слушаю, Хренов.
– Ах ты хрен моржовый, – заорало из мембраны с такой силой, что меня отшатнуло в сторону, – еще и прикидывается! Долдон! Немедленно пропусти нашего гостя, а то сейчас спущусь…
Антон сунул рацию менту:
– Это тебя.
– Васильев! – рявнул сержант.
– Ах, теперь ты, Васильев, – орала Катя, – …!
Воспользовавшись тем, что милиционер заслушался администратора, я вцепилась в Антона и поволокла его через холл на лестницу. Гость отчего-то шел молча, дар речи он обрел лишь в комнате. И тут началось!
В предэфирном помещении Антон устроил настоящий спектакль. Сначала он кричал об ужасном нанесенном ему оскорблении, потом принялся хвататься за сердце, требовал коньяк и валокордин в одном стакане, получил пластиковый стаканчик с напитком непонятного происхождения, опрокинул его в глотку и спокойно сел в кресло к гримеру.
Я обвалилась на диван и тут только сообразила, что моя рация осталась у мента. Антон принялся командовать Никой.
– Мне на крыле носа нанеси темный тон, синяки под глазами высветли, губы сделай ярче! Я сказал, ярче! Ну ты, если работать не умеешь, чего тут топчешься?
Ника абсолютно бесстрастно размахивала кисточкой, обсыпая звезду пудрой.
– У тебя холодные пальцы, – злился Антон.
Гримерша тихонько замурлыкала какую-то мелодию.
– Фу, дерьмом надушилась, – не успокаивался Хренов.
Ника, никак не реагируя на его хамство, взяла расческу.
Я удивилась самообладанию девочки, может, она глухонемая? Хотя нет, ведь только что Ника беседовала с нами.
Дверь скрипнула, впуская в комнату новое действующее лицо, парня лет тридцати в ярко-розовой рубашке.
– Чао! – закричал он.
– Привет,
